На городских холмах

Чертыхаясь, я подошел к окну, и, когда снова посмотрел на Флавию, меня удивило напряженное, почти озабоченное выражение ее лица. В горшочке была какая-то фиолетовая масса, от которой пахло яйцом и вином. Да разве я позволю вымазать себе лицо этакой дрянью?

— Замечательное средство, — заметила старуха, словно догадываясь о моем отвращении. — Завтра ты уже сможешь пойти на работу.

Я чуть было не вскрикнул, тут только поняв, куда она клонит. Ну конечно же, она хотела, чтобы я как можно скорее вернулся к. Моретти! Наверно, боялась, что я не внесу квартплату в конце месяца! Но она уже окунула кусок ваты в горшок:

— Тебе надо подержать этот компресс по крайней мере полчаса.

С профессиональной сноровкой сиделки старуха приложила к моему веку ватный тампон, не переставая что-то бормотать, будто про себя. Сначала я не слушал ее. Как все очень одинокие люди, Флавия часто размышляла вслух. Но вот я услышал, как она говорит:

— …и все было бы хорошо, если бы все сидели смирно…

Так это же обычный совет полицейских комиссаров, жандармов, всяких начальников и управляющих крупными поместьями! «Сидите смирно! Примиритесь с тем порядком вещей, который мы вам навязываем. Вчера мы посылали вас сражаться с Гитлером. Сегодня отправляйтесь на него работать. Не пытайтесь что-либо понять. Сидите тихо — вот и все!»

Я резко отстранился от старухи.

— Ладно, хватит.

Она пробурчала что-то неодобрительное и поставила горшочек на стол.

— А коли вздумаешь выйти сегодня вечером, можешь снова приложить. Раз уж тебе так хочется получить еще одну взбучку…

Я молчал, испытывая чувство отвращения к старухе. Я даже не поблагодарил ее, когда она уходила, и снова бросился в постель.

В зеркале напротив, в развилке, образованной подошвами моих сандалий, я увидел свое бледное, пожелтевшее лицо и огромные синеватые провалы на месте глаз и носа. «Еще одну взбучку!» Старуха издевается надо мной! Наверно, ей что-то известно. Может, к ней заходили люди Альмаро и расспрашивали про меня? Вдруг на лестнице раздался детский голос. Сердце у меня замерло. Я чутко прислушивался. Из приемника на верхнем этаже неслась песенка:

Буду ждать тебя я день и ночь,
Буду ждать тебя,
Всегда любя!

Я закрыл глаза. «Еще одну взбучку». Почему бы и нет? Разве есть гарантия, что меня опять не схватят сегодня вечером? Я самым прекрасным образом могу угодить в ловушку, раз уж намереваюсь снова пойти на Телемли! Старушенция, конечно, догадалась об этом! Она все знает! И я, я тоже знаю! После нашей последней встречи Альмаро должен быть начеку. Может быть, он приготовил мне западню?

…Вместе с красноватым туманом опускается ночь. Я мчусь к Телемли. Вот я у виллы. Альмаро будто кто-то предупредил — он ждет меня, стоя в тени посреди газона. Но я отлично вижу его насмешливую улыбку. Он смотрит на меня и усмехается. Я боюсь, как бы на меня не напали сзади. Оборачиваюсь. Улица позади меня совершенно пустынна… Сад тоже купается в этом странном освещении: красные пальмы, словно охваченные пламенем, алые фикусы… И массивные амфоры, похожие на огромных подбоченившихся женщин… Вот она, западня! Я только что обнаружил ее! Если я двинусь к Альмаро, из амфор выскочат враги. А может, и сами амфоры превратятся во врагов. Но я осторожен.

Я сжимаю нож. Альмаро смеется. Он просто помирает со смеху и хлопает себя по бокам и по груди.

Я знаю: чтобы его убить, нужно ударить изо всей силы. Я вдруг чувствую, что слабею, мускулы становятся вялыми, ноги, кажется, не оторвешь от земли. Я не могу сделать ни шага. Старуха протягивает свой горшочек и говорит, что надо выпить. Я смотрю на нее. У нее на лице усмешка. Все же я пью ее напиток, густой, черный. Однако мне так и не удается сдвинуться с места.

«Скоро ты еще разок получишь взбучку!» — кричит мне старуха своим резким, пронзительным голосом.

Амфоры уже пришли в движение. А Альмаро все смеется… Тогда я прыгаю вперед и бью его изо всех сил! И тут же получаю удар прямо в лоб… Я открываю глаза. Альмаро исчез. Передо мной только огромная амфора. Я ударяю ножом, но на ней не появляется даже царапины. Лезвие ломается… Я безоружен… Голова раскалывается от боли. Я понимаю: теперь я пропал. Подпрыгивая, на меня надвигаются другие амфоры… Я слышу жирный смех Альмаро.

Я начинаю вопить, хочу бежать, но не могу пошевелиться — так было и до того, как я выпил снадобье старухи. И я зову ее что есть мочи. Она, только она может меня спасти! Меня уже окружили! Я зову старуху на помощь. А Альмаро все смеется. Ножа у меня больше нет…

Я услышал голос старухи:

— Да перестанешь ты наконец?

Она стояла в комнате с недовольным видом.

Я был весь в поту. Рубашка промокла насквозь. Отбиваясь во сне, я стукался головой об стену, возле которой стояла моя кровать. Я тяжело вздохнул, зевнул во весь рот, спросил, который час.

— Семь часов, — хмуро откликнулась Флавия. — Ты так орал, славно тебя резали.

— Кошмар замучил, — ответил я, чтобы хоть как-то извиниться.

— Да. И орал во всю глотку! Звал кого-то! Я уж подумала: что это могло с тобой приключиться?