— И кстати, я не хотела, чтобы они околачивались здесь.
Я бросил в сумку бритву и мыльницу.
— Куда это ты направляешься?
Я усмехнулся.
— Если эти типы поручили вам разузнать…
— Да нет же. Я хочу знать, как быть с этой комнатой.
— Она ведь оплачена до конца месяца, разве не так?
— Так.
Вот мы и вернемся к этому разговору в конце месяца.
— Значит, ты скоро вернешься?
Ее настойчивый монотонный голос действовал мне на нервы.
— Конечно, что за вопрос. И можете донести об этом вашим дорогим приятелям.
Она издала губами какой-то неопределенный звук, выражающий недовольство.
Я подумал, что Альмаро чуть было не удалось заграбастать меня. Но я еще не ускользнул от него.
А если внизу меня поджидают инспекторы? Я с раздражением посмотрел на старуху, Она, должно быть, знает больше, чем говорит. Меня чуточку лихорадило.
— Вы уверены, что они у Фонтена?
— Конечно. Я сказала им, что они найдут тебя там.
— Очень мило!
Я перекинул сумку через плечо и приготовился идти, но сначала задал старухе еще один вопрос:
— Вы бы обрадовались, если бы они меня арестовали, а?
Краешком глаза она глянула на меня, и этот взгляд немного взволновал меня.
— Валяй и дальше дурака и в один прекрасный день получишь по заслугам, — язвительно ответила она.
Я посмотрел в окно. Кажется, на улице ничего подозрительного. У входа в мясную лавку безногий калека просил милостыню. Несколько ребятишек играли у ручья, шлепая по воде босыми ногами.
Когда я уже переступил порог, старуха опять спросила:
— Но ты вернешься?
Я остановился на верхней ступеньке лестницы, насмешливо бросил:
— Кто знает!..
И скатился по лестнице.
Я услышал ее ворчание. Потом она хлопнула дверью.
Внизу меня окликнула худая смуглая девчонка с восхитительными черными глазами и живым, смелым взглядом. Это была дочка консьержки. Она передала мне два письма, заметив с двусмысленной улыбкой:
— Хо, Смайл! Одно наверняка от твоей фифы! Оставь его мне почитать.
Я торопливо ответил, что спешу и что пусть она оставит меня в покое.
В одном конверте я обнаружил уведомление о моем увольнении, напечатанное на машинке и подписанное начальником личного состава у Моретти. Во втором оказалась открытка от Мишеля Сориа:
Не перестаю надеяться, что вы заглянете ко мне.
Боюсь, вы считаете, что вы одиноки и что у вас нет друзей…»
Я не стал читать дальше и, скомкав листок, бросил его в канаву.
Девчонка все еще стояла рядом со мной. Когда я шутливо потрепал ее по затылку, она отскочила назад.
— Не трогай меня! — крикнула она.
Глаза ее метали искры. Мне совсем не хотелось задерживаться, чтобы подразнить ее, как это иногда случалось раньше. Я был слишком встревожен. Однако прежде чем уйти, я сказал ей без улыбки:
— Ты хоть и злая, зато очень хорошенькая. Когда вырастешь, мы поженимся!
Она переменилась в лице, но тут же принялась осыпать меня ругательствами.
Потом я купил газету, чтобы спрятать за нею свое лицо. Совсем случайно я наткнулся в конце страницы на следующее сообщение:
«„Джебель Шенуа“, грузовое судно для перевозки баранов, принадлежащее Алжирской торговой компании, через два дня отправится в Марсель, приняв на борт восемьсот алжирских рабочих».
Я и в самом деле волновался. Я боялся попасть в ловушку. Люди Альмаро знали мои приметы и как пить дать могли подстерегать меня у дома. Я торопился. В этот час на улицах было много прохожих. Время от времени я оборачивался, чтобы проверить, не следит ли кто-нибудь за мной.
Увидеться с Моникой, вероятно, невозможно. Однако она умоляла меня не уезжать из Алжира, не повидав ее. Но риск был слишком велик, и, будучи уверен, что Флавия не солгала мне, я не осмелился зайти в ресторан.
Я торопливо шагал по каким-то неизвестным мне улочкам, пытаясь выяснить, не увязался ли за мной «хвост».
До встречи с Фернандесом оставался еще час. Когда я подошел, наконец, к его дому, было только половина восьмого, но мне не хотелось ждать на улице, и я поднялся на третий этаж.
Мне открыла Луиза, жена Фернандеса — маленькая, кругленькая брюнетка с улыбкой во весь рот.
— А, это вы, Смайл! — воскликнула она.
— Я пришел слишком рано?
— Ну что вы…
В ту же секунду из коридора я увидел Фернандеса. Он сидел за столом с худощавым светловолосым человеком в очках.
Не знаю почему, но я вдруг почувствовал себя совершенно свободным, оторванным от своего недавнего прошлого… Свободным и беззаботным… Человек в очках — это, видимо, Фурнье, тот самый, что убил немецкого офицера. Никогда еще, думается, и ни к кому не испытывал я такого жадного любопытства. Никогда еще незнакомый человек не притягивал меня к себе с такой силой, как этот парень.
Когда я вошел в комнату, Фернандес шумно и дружески поздоровался со мной. Потом он представил меня Фурнье, и я прочел в глазах француза то же живое любопытство, что и у меня.