На грани анархии

— Все будет сделано. — Маттиас сделал глоток вина. Он поставил хрустальный бокал на мраморный остров. — А что насчет шефа Шеридана?

Розамонд напряглась. Она заботилась о Ноа. И о Майло.

Разве она не взяла Ноа и Майло под свое крыло после исчезновения его жены? Она относилась к ним как к родным. Лучше, чем семья.

Она годами готовила Ноа, чтобы он стал одним из ее самых верных и послушных доверенных лиц. Джулиан был слишком вспыльчив, чтобы решать некоторые политически деликатные вопросы.

Гэвин демонстрировал абсолютную надежность в работе с нежелательными людьми, с которыми ей требовалось разобраться. Однако он проявлял слишком... экстремальные... наклонности.

Ноа отличался спокойствием, уравновешенностью, выступал в роли миротворца. Им легко управлять, манипулировать. Не говоря уже о моральной слабости, хотя ему нравилось считать себя не таким.

Но при этом Ноа постоянно предпочитал окружать себя недовольными, подстрекателями и нарушителями спокойствия. Его дружба с пастором-бездельником Аттикусом Бишопом. Со сварливой старухой Молли Динг и ее взбалмошной внучкой, которая, казалось, всегда появлялась в неподходящее время в неподходящих местах.

У всех хватало недостатков, даже у Ноа. Розамонд могла их почти не замечать. Она и не замечала, до сих пор.

До Ханны. Ханна Шеридан и ее бойкий солдат.

Одна мысль о человеке, убившем Гэвина, наполняла Розамонд кипящей ненавистью. Черной яростью, которая угрожала ее тщательному контролю.

Ханна. Слабая, мерзкая женщина, распространяющая злобную ложь о ее драгоценном сыне, когда он лежал мертвый в земле, не имея возможности защитить себя. Кем, черт возьми, она себя возомнила?

Розамонд глубоко вздохнула и взяла свои эмоции под контроль. Маттиас прав; она не могла позволить себе действовать необдуманно.

Она гордилась своей практичностью. Такие недостатки, как мораль и этика, не лишали ее способности руководить. Она всегда поступала так, как необходимо.

Розамонд не боялась отдать приказ о смерти Ханны. Ей хотелось прямо сейчас повернуться к Маттиасу и произнести эти слова. По правде говоря, она бы с удовольствием посмотрела, как они все умрут. Солдат. Пастор. Девица.

И все же Ханна что-то значила для Ноа. А Ноа представлял собой неотъемлемую часть стратегии Розамонд. С уходом Гэвина и Джулиана он нужен ей больше, чем когда-либо.

Если бы Ханна умерла сейчас, даже в результате какого-то страшного несчастного случая, реакция Ноа оказалась бы в лучшем случае непредсказуемой. С кончиной Ханны придется подождать. Пока что.

Розамонд не дура. Она знала, что число ее союзников сокращается. Поддержка Ноа не относилась к числу необязательных. Он для нее просто необходим.

До тех пор, пока у нее есть Ноа в качестве начальника полиции и Маттиас со своим ополчением за спиной, она будет в порядке.

— Я знаю, как справиться с Ноа, — заверила она. — Я точно знаю, за какие ниточки дергать. Он находится под нашим полным контролем и останется таким.

Маттиас кивнул.

— Я вижу в этом мудрость. Он будет держать других копов в узде. А одобрение начальника полиции обеспечит тот блестящий налет респектабельности, о котором ты, похоже, так заботишься.

Она бросила на него острый взгляд.

— Не стоит недооценивать это. Большинство людей просто ищут причину, чтобы покориться. Они кроткие, как овцы. Авторитет — самый старый и самый полезный инструмент в книге.

— Запомню. — Маттиас взболтал вино в своем бокале. Под подвесным освещением темная жидкость казалась красной, как кровь. — А остальные жители города?

Розамонд осторожно ступала по полу, избегая разбитого фарфора. Она потянулась к своему бокалу с вином. Он почти опустел. Неважно. В подвале у нее еще много вина.

У нее имелось все необходимое. Это место напоминало крепость, набитую припасами на годы вперед. И со своей личной армией она могла его защитить.

За последние несколько недель она многое потеряла, но не все. У нее все еще остался этот город. У нее все еще сохранялось ее наследие. И она будет бороться за него до последнего вздоха.

— Мы должны послать сообщение. Громко и ясно. Неподчинение не допустимо. Любой, кто не согласен, не получит еды. Больше никаких нахлебников.

— Считай, что это уже сделано. — Маттиас взболтал вино, но не стал пить. — И, возможно, пора завязывать с этим твоим Советом. Они только и делают, что жалуются и сдерживают прогресс.

— Я подумаю над этим.

Розамонд изучала Маттиаса. Хотя их разделяло расстояние последние несколько лет, она и ее кузен всегда поддерживали близкие отношения. Они росли вместе; их отцы были братьями, которые поддерживали абсолютный контроль над своими семьями и правили железными кулаками.

Они понимали друг друга так, как другие никогда бы не поняли.

Маттиас не испытывал такой привязанности к городу, как Розамонд. Он не руководствовался гневом и обидой, как Джулиан. Он не хотел править, руководить или узурпировать ее роль.

Он был хитрым и жестоким. Как и Розамонд, мораль не играла никакой роли в принятии им решений. Если у него и есть какой-то недостаток, то это жадность. Он любил красивые вещи.