На грани безумия

Мягкий таинственный свет настольной лампы привлёк моё внимание. На мгновение я оглянулась по сторонам и заметила, что эта комната похожа на мою комнату в том, старом доме, который был так дорог моему сердцу, но которого, к сожалению, уже не существовало.

Точно такой же, из светлого дерева, стол сейчас стоял напротив большого окна, выходившего в сад. Портьеры, мебель и ковёр на полу – всё напоминало мне образ моей комнаты из прошлого, той, где я провела свои годы детства и юности. Сейчас мои мысли последовали дальше, и мне окончательно припомнились гостиная, холл и парадная лестница этого дома. Всё в нём каким-то образом действительно напоминало атмосферу и обстановку того дома из прошлого.

Вскоре я почувствовала, как от сильной усталости меня начало клонить в сон. Как только моя голова коснулась мягкой подушки, я тут же заснула глубоким сном.

Утром следующего дня я проснулась необыкновенно бодрой, полной новых жизненных сил и энергии, так, по крайней мере, мне казалось с самого начала. Встав с постели, я направилась в уборную, а после того, как привела себя в порядок, решила спуститься в гостиную, вниз. После того, как я попыталась открыть дверь своей комнаты, то почувствовала, как что-то тяжёлое мешает мне её открыть. Я попыталась ещё раз надавить на ручку двери, приложив все свои силы и открыть её, но через мгновение дверь вдруг сама приоткрылась, и я, выйдя из комнаты, тут же лицом к лицу столкнулась… с Максом.

– Извини, Крис. Я всё время прислушивался к твоим шагам и движениям и был не уверен, тут ли ты?

Поняв, о чём он, я тут же попыталась заверить его, сказав:

– Я никуда не уйду!

С минуту он пристально смотрел мне в глаза.

– К сожалению, я не уверен в этом, – поразмыслив, сказал он, стоя возле моей двери, облокотившись о косяк, рядом с которым стояла его коляска.

– Не смотри так на меня, Кристи. Ты думаешь, что я сумасшедший? Возможно, но нужно быть слепцом, чтобы не понимать того, что если ты не захочешь здесь остаться, тебя ничто не удержит… – он вдруг горько усмехнулся. – Неудивительно, разве может старая дряхлая развалина, которая даже не может ходить, удержать юную прекрасную девушку… Слишком разителен контраст между чудовищем и…

– Ты жесток к себе! Тем более что ты далеко не дряхлый и не старый. Более того, если ты ещё не заметил, ты стоишь на ногах, а твоя седина, которую ты принимаешь за старость, делает тебя ещё мужественнее.

– Достаточно, Кристи. Не нужно меня жалеть.

– И в мыслях не было этого.

– Это лишь подтверждает моё предположение, – неожиданно заключил он.

– Потому как не в твоём духе говорить человеку о его безнадёжности, тем более сгущать краски не в его пользу, это далеко не твоя стихия. Неожиданно он схватил меня за руку и сильно сжал в своих пальцах, настолько сильно, что я почувствовала острую боль в своей руке, но стерпела…

– Я никогда. Слышишь, никогда не смирюсь, Кристи, с тем, что ты… Ты… О, я не злой и какой-то бессердечный чурбан. Какого же ты мнения обо мне, однако, Кристи? Ведь ты не понимаешь, что я… Я… Слишком, слышишь, слишком люблю тебя, чтобы позволить тебе мучиться с беспомощным инвалидом, даже в угоду собственному счастью. Я не могу так поступить с тобой. Не могу!

Он резко опустил мою руку и мучительно, преодолевая боль в ногах, направился к инвалидной коляске. Когда он удалялся от меня, я слышала тяжёлые обрывки его фраз:

– Ненавижу себя! Ненавижу. Никчемный дряхлый инвалид!

У меня уже не было ни сил, не желания куда-то идти. Потрясённая происходящим, я смогла лишь шагнуть назад в свою комнату и больше не выходила из неё на протяжении всего дня.

Лишь вечером, когда Мария, постучавшись в мою дверь и войдя, принесла мне на большом серебристом подносе дымящийся горячий ужин, я встала из-за письменного стола. Весь день я не переставала размышлять о нашем разговоре с Максом. Нет, я ни в коем случае не судила его, скорее, наоборот, пыталась понять. Я видела, как мучительно и жестоко раздирая свою волю, он сказал мне последние слова. Наверное, я должна покинуть это место и оставить его. Но почему при этой мысли моя душа заходится в такой безысходной боли. Нет, я не могу его оставить, каким бы ни был суров его приговор. Да, я могу уехать отсюда, чтобы не мозолить ему глаза, но я всё равно буду неподалёку и хотя бы иногда смогу приезжать сюда, хотел бы он этого или нет. Ведь я могу стоять неподалёку и хотя бы издали краешком глаза смотреть на него, и этого мне будет достаточно! Я буду знать, что он жив и с ним ничего не случилось, что он ещё ходит по этой земле и дышит одним со мной воздухом. И это будет главным для меня! После этих размышлений я, немного успокоившись и усмирив свою волю, решила больше не давать ход тяжёлым для меня мыслям. Поэтому в течение дня пыталась заняться написанием писем своей родной тёте, которая, я думаю, переживала за меня, не зная, что со мной и где я, и Абигель, потому как она просила меня непременно дать ей знать о себе, отправить хоть какую-нибудь весточку о том, что я жива и здорова.