Ни за что на свете я не собирался проделывать весь путь обратно до квартиры, а затем снова сюда, чтобы убрать дерьмо. Это подождет до утра, и любой сосед, который решит пожаловаться в такое позднее время может у меня отсосать.
Я свистнул, и Один неуклюже подбежал ко мне. Я оглянулся вокруг, чтобы проверить, заметил ли кто-нибудь мое величайшее прегрешение, но вокруг никого не было. И как раз тогда, когда я подобрал конец его поводка для того, чтобы повести его обратно в квартиру, Oдин решил, что было что-то очень интересное около цветочной клумбы, недавно сооруженной в парке. Там не было никаких настоящих цветов и даже земли – просто большое нагромождение кусков сланца. В действительности, я не рассматривал возможность опустошить здесь свой желудок, но Один был более чем заинтересован в том, что находилось около груды камней. Я вздохнул и позволил ему продолжить – в любом случае, это было проще, чем идти.
Один, обнюхивавший землю, вдруг остановился и зарычал.
Я поднял затуманенный взгляд на двух подростков, которые шли по газону Лэйк-Шор-Ист-Парка между зданиями на Ист-Рэндольф-стрит. Вряд ли в такое позднее время они собирались делать что-то легальное, и то, как они смотрели на меня и подталкивали друг друга, настолько очевидно показывало их намерения, что это выглядело почти жалко.
Пожалуй, это было бы жалко при других обстоятельствах.
Обычно такая ситуация меня бы не беспокоила. Два сопляка, как правило, не создали бы много проблем, но я был пьян. Помимо этого, я был безоружен и в придачу чувствовал себя чертовски глупо.
Двое парней перешли на ту сторону дорожки, где было меньше света, но я все еще мог их видеть вполне хорошо. У одного были темные волосы и довольно мускулистое телосложение, а другой был меньше, худощавее, у него были рыжие волосы, и длинная грязная челка закрывала один глаз.
Темноволосый потянулся к заднему карману джинсов и вытащил что-то блестящее и острое. Если у меня раньше и возникли какие-то сомнения на счет их мотивов, то они тут же испарились.
Один снова зарычал, сделал пару шагов и стал между мной и двумя подростками. Мне пришлось немедленно пресечь это, поскольку последнее, что мне было нужно, – это чтобы собаку пырнули ножом. Я был не в том состоянии, чтобы везти его потом к ветеринару. Оттеснив Одина ногами, я сделал так, чтобы его массивное тело оказалось позади меня и частично в каменном саду.
— Давай сюда свой бумажник, — сказал парень, стоящий справа. — И тогда я, может быть, решу не оставлять тебя и твою дворнягу истекать кровью на улице.
Я раздумывал, сказать ли ему, что улица была всего в ста метрах, но отказался от этого. Другой парень заржал, и я просто слегка покачал головой. От этого моя голова закружилась, что заставило меня немедленно прекратить шевелиться. Сделав шаг назад, я снова чуть не споткнулся о чертову собаку.
— Мужик, ты влип, — сказал рыжеволосый парень. Смотря на его волосы, я не мог не вспомнить Дэвида Хассельхофа в фильме «Пираньи 3D». Он сыграл самого себя в жутко пошлом ужастике, который когда-то заставил меня смотреть Джонатан. В фильме актер постоянно оскорблял маленького рыжеволосого парня, который был слишком туп, чтобы выжить. На протяжении всего времени он называл его
Я услышал свой собственный смешок.
— Думаешь, это смешно? — спросил тот, что потемнее.
— Если подумать, то да, — ответил я. — Ты собираешься зарезать меня и собаку в парке, а потом волочить нас до улицы? Ну и чего именно ты этим добьешься?
Перед глазами снова стоял туман, и следующее, что я почувствовал, – острая боль в боку. Я упал на колени на асфальт, а Один залаял.
Этой ночью ничего хуже со мной уже просто не могло случиться.
ГЛАВА 4
КРОПОТЛИВЫЙ СБОР ИНФОРМАЦИИ
Я очутился на земле, но не из-за удара – он был не таким уж сильным, хотя где-то на задворках моего сознания мелькнула мысль, что ребро может быть повреждено, – а просто мое тело решило, что как раз сейчас пора избавить мой организм от алкоголя.
Моя выдержка мне изменила, и я не смог больше сдерживаться.
Пока я блевал в кусты возле границы парка, разум все пытался сосчитать количество шотов, которые я, должно быть, принял на пару с Джимом, охранником. Едва понимая, что за возня возникла поблизости, я продолжал удобрять каменный сад и снова и снова напоминал себе, почему не в моих правилах пить слишком много.
Ненавижу, когда меня рвет.
Просто ненавижу.
Даже когда я был ребенком, сама мысль о рвоте была отвратительна. Малейшего чувства тошноты было достаточно, чтобы вызвать чуть ли не приступ паники, и, если у меня случались проблемы с желудком, я начинал плакать и кричать от каждого рвотного позыва. Если честно, я думал, что если буду блевать слишком сильно, то все главные органы или какие-то другие важные части моих внутренностей вывалятся наружу. Я помнил то чувство ужаса и беспомощности, когда я в монастыре стоял на коленях над грязной фарфоровой чашей и на самом деле старался удержать свои внутренности внутри себя.