— Ладно, сделаю. Тем более, для Анны Андреевны. Такая женщина — само очарование, — он даже засветился. Дима промолчал, лишь подумал о том, что старший брат давно так не отзывался о женщинах.
Глава 87
— Николя, — Владимир Григорьевич закрыл лицо руками, затем стал тереть виски, — неужели всё, что ты мне рассказал — правда? Я не могу поверить в то, что мой родной внук… у меня даже язык не поворачивается произнести эти слова. Мой внук меня…
— Пап, мне тоже больно. Он твой внук, а мой сын, родной сын, — Николай опустил голову. Он оттягивал этот разговор, но Турчанинов прав — всё равно когда-нибудь отец узнает. А следствию важно время и подробности, в курсе которых отец может быть. Подробности разговоров между ними, что конкретно он говорил и показывал внуку.
— Я знаю, сынок, — Фертовский-старший тяжело вздохнул, поднялся с места, отошёл к двери. Так щемило сердце, так щемило. Будто в грудь засунули горящие угли. Но раскисать нельзя, даже болеть теперь нельзя — у него и Машеньки будет ребёнок. Может, вырастить его он и не успеет, но хотя бы дождаться рождения — обязан. После этих мыслей Владимиру Григорьевичу вдруг стало легче — сердце словно послушалось его и отпустило. — Пусть всё как есть. Примем случившееся со смирением, — сказал он, — знаешь, если быть откровенным, намучился я с этим гарнитуром. С того момента, как узнал о проклятии и понял, что оно повисло над Володей. А когда он ещё и потребовал мне показать гарнитур, тут я вообще чуть с ума не сошёл. И ведь он и требовал бы дальше. А я бы сопротивлялся, не находя убедительных аргументов, в итоге всё равно бы что-то да прорвалось наружу. Я устал от этой истории с камнями, клинком, вообще всем, что связано с гарнитуром. Долго держать его дома тоже представляло опасность, я, конечно, подумывал о банке или подобном месте хранения, но почему-то тянул. Одним словом, что случилось, то случилось.
— Тебе не жаль гарнитур? — Николай внимательно посмотрел на отца. Тот на удивление внешне спокойно отреагировал на плохую весть. Нет, конечно, сначала расстроился, но быстро успокоился и принял как есть.
— Нет, не жаль, хотя это и твоё наследство, Николя, ведь ты мой сын, — ответил он.
— Я думал и об этом, — кивнул он. — Почему ты не рассказал мне обо всём, что касается гарнитура? Пап, а я ведь ничего не понял и про проклятие, связь с ним Володи.
— Я сам не знаю, почему тебе не рассказал, правда, сынок. Как-то не собрался, что ли. Тебе всегда некогда, работа, семья, да и я вечно занят. Хотя мы с Машей к вам приезжаем. Но в такие моменты рядом внучка, всё моё внимание ей. А тут необходимо было уединение и время. Знаешь, в связи со случившимся, я понял одну вещь: всегда находи время для родных, для детей, для внуков. Умей выслушать, понять, принять. Не ставь эмоции вперед, они мешают. Будь терпеливее. В этом проявляется вся мудрость, а также возможность понять того, кто рядом. Иначе возникнет непонимание, а потом и отчуждение. Не зря в нас течёт одна кровь, значит, нам Богом суждено быть рядом, близко. А мы, получается, порой ничего не знаем, что происходит с нашими родными, пропускаем важное, нужное. Главное.
— Странно, но меня в том же самом упрекнул следователь Турчанинов, который ведёт это дело, — сказал Николай. — Когда он стал задавать мне вопросы и не получил на них ответы, то возмутился моим безразличием к тебе. Неужели он прав, папа?
— Тогда в этом же можно упрекнуть и меня, — вздохнул Фертовский-старший, — если я раньше активно вмешивался в твою жизнь, нещадно критиковал тебя, диктовал свои правила, делал это исключительно в угоду своему эгоизму, консерватизму. Считая себя истиной. То в последнее время скрыл от тебя такой важный факт, как история проклятия камней. Не посвятил в то, что в последнее время меня так мучило. Я склонен думать, если бы ты знал об этом, то, возможно, мы бы как-то сумели всё объяснить Володе, и не получилось бы этой ужасной истории с ограблением.
— Не знаю, папа, мне бы хотелось тебя утешить, но нечем. По предположению следователя Володе нужны были деньги. Кажется, он кому-то был должен. И за ограблением стоят люди, которые помогли его организовать. Они же, думает Турчанинов, продадут гарнитур. И, может быть, раритет уже за границей.
— Ну и пусть там остаётся, надеюсь, что подальше от Володи. Если предположения следователя верны, мой внук расплатится за свой долг гарнитуром, который больше не увидит. Остальное… — он замолчал. — Николя, я не хочу, чтобы Володю поймали, — Фертовский-старший вернулся и сел на свою кровать. — Да, то, что он сделал — отвратительно, мерзко, он нарушил закон. Но больше всего я не хочу, чтобы мой внук сидел в тюрьме, понимаешь?
— Понимаю, — ответил Николай, — а вообще, — он сделал паузу, — если натворил, надо отвечать за свои поступки, вот что я думаю! — сказал жёстко.
— Коленька, сынок, — Фертовский-старший растерянно заморгал, — но он же твой сын.
— Он совершил преступление, отец. Он должен понимать, что за это может получить срок. Поэтому я тебя прошу рассказать следователю всё, что ты знаешь. Я очень тебя прошу, папа.