На грани доверия. Книга третья

— Правда-правда, — подтвердила за неё Таисья, — Мира написала роман, когда мы отдыхали на юге, несколько дней была прохладная и дождливая погода, вот Мира и стала сочинять. Получилось здорово.

— Я хочу почитать роман, — в лице Зорина что-то изменилось, но что — Мира никак не могла понять: то ли ему приятно, но он сдерживает эмоции, то ли вот-вот рассердится.

— Нет, — она помотала головой.

— Почему же нет?

— Я уже называла причины.

— Это не причины, это страх и отговорки, — кажется, он всё-таки сердится.

— Я не могу вам дать прочесть, — продолжала упрямиться Мира, сама смотрела на подругу — Тайка-балда всё-таки проговорилась. Ну, обсуждали они на днях, как бы отреагировал Зорин — узнай он про роман, и что явился прототипом главного героя. Чтобы сказал на это, стал бы просить прочесть? Мире, конечно, хотелось узнать его мнение, но она отдавала себе отчёт в том, что ею придуманная фантазия — лишь жалкие попытки любительской работы на поприще сочинительства. А ещё — этот роман своего рода признание Зорину в любви. Герой-то там романтичный, история о любви. Нет, ему лучше не знать об этом. Ни к чему. Таисья сколько раз предупреждала, что ситуация может выйти из-под контроля, а сама проболталась о романе. Вот пойми её, сидит и улыбается во весь рот.

— Таисья, повлияйте на подругу, — Зорин слишком резко отодвинул чашку с остатками чая. Смотрел на Миру строго, даже голос стал как будто более низким. Так обычно он сердился на лекциях, когда ему мешали нерадивые студенты.

— Ну, зачем вам мой роман? — Мира понимала, что ещё немного усилий и пресса со стороны Вадим Георгиевича, и она сдаст позиции.

— Зачем? Я хочу его прочесть. Поймите, Мира, мне интересно, и тому несколько причин. В конце концов, художественную литературу пишут именно для того, чтобы её читали другие, а не для того, чтобы автор держал в столе.

— Это когда писатель-профессионал, — уточнила девушка, — я всего лишь жалкий графоман. Ремесленник, которому, по сути, занять себя нечем, как марать бумагу.

— Я верну вам роман сразу, как прочитаю. Обещаю, — Зорин решил зайти с другого конца. — Он в электронном виде?

— Есть и на листках, — призналась Мира.

— Он у вас с собой?

— Нет, конечно.

— Жаль, безумно жаль, — он покачал головой, — Мира, у вас хороший слог, я же читал ваши университетские работы. Я уверен, что и роман у вас получился интересным.

В следующий момент у него зазвонил телефон, Зорин извинился, вышел разговаривать на улицу.

— Тайка, я тебя убью, — прошипела Мира, как только преподаватель скрылся из виду, — кто тебя дёргал за язык? Зачем ты заварила всю эту кашу?

— А что такого? — невинно отозвалась Таисья. — Ничего плохого в том, что Вадим Георгиевич прочитает твой роман, я не вижу. Наоборот, скажет своё мнение, даст оценку. Роман достоин его внимания.

— Ты, правда, не понимаешь?

— Чего я не понимаю?

— Роман своим сюжетом — это объяснение Зорину в любви!

— Да ладно, не преувеличивай, — улыбнулась Таисья, — ничего такого там нет. А быть прототипом ему польстит. Тем более что в романе он великолепен.

— Так что, Мира, сердце моё, — Зорин вернулся в кафе, — вы дадите мне почитать свой роман? Это будет поводом к следующей нашей встрече, Таисья, разве я неправ?

Глава 15

— Володя, мальчик мой, останься в России, поживи здесь, — Фертовский-старший ласково смотрел на внука.

— Посмотрим, грандпа, посмотрим, — Вилли ничего не хотелось обещать.

— Знаешь что, — Владимир Григорьевич поставил на столик пустую чашку, за время разговора выпил две чашки чая, внук лишь пригубил, — а пойдем в библиотеку, я тебе кое-что покажу?

Вилли перешагнул порог довольно просторного помещения, являющегося огромной библиотекой. Сколько же здесь было книг! Океан собранной литературы разных направлений и тематики — стеллажи большими секциями от потолка до пола. Недалеко от входа находилась резная лестница-стремянка. В центре между книжными шкафами на стене висел небольшой плазменный телевизор.

Вилли сел в предложенное кресло. Сам же хозяин устроился за письменным столом.

— Покурим? — Фертовский-старший достал из ящика стола зелёную бархатную коробку с сигарами. — Крепкая штука, — признался он, — мне вообще-то запрещено, но я позволю себе. В кои-то веки выкурю сигару с внуком, — протянул Вилли коричневую длинную довольно увесистую сигару.

— Почему тебе нельзя, грандпа? — молодой человек её понюхал.

— Сердце пошаливает, — вдруг смущённо признался Фертовский-старший, — один инфаркт уже был. Давно. Надо бы лечь в клинику и обследоваться по полной программе. Да всё как-то некогда — работа, семья, особо нет времени, да и желания. Мы часто бываем у твоего отца, я скучаю по внучке. Она для меня как глоток свежего воздуха. Машенька и Саша — самые главные женщины в моей жизни.

При этих словах Вилли, вовремя отвернувшись от грандпа, поморщился как от зубной боли, стал искать зажигалку. Нашёл.