На грани доверия. Книга третья

— А ты изменился, отец, — покачал головой молодой человек, — изменился и очень заметно, — добавил он и понял, что ему это совсем не нравится. Какие-то семь лет назад в жизнь семейства Фертовских вошли две женщины и изменили не просто характеры мужчин, но и их мировоззрение. Причем обе женщины из другого социального слоя, куда хуже. Внешне? Красоты особой там тоже не заметно. Чем же они так покорили отца и грандпа?

— Если это так, я рад тому, что изменился, — Николай сел напротив сына. Даже взгляд у отца стал мягким. Вилли вскочил со своего места. Наваждение. Надо что-то делать. Начать с грандпа, по крайней мере, там точно всё ясно.

— Грандпа сегодня на работе? Во сколько он будет дома? — спросил Вилли, глядя на часы. — Ты подскажешь мне, как доехать до его дома? Я возьму твою машину? — закидал отца вопросами.

Через полчаса уже садился в автомобиль. До чего же Москва шумная, суетная, спешащая, на улицах и перекрестках заторы, как здесь выражаются «пробки». Пока Вилли ехал, успел уже два раза покурить в машине. Наконец, завернул в нужный переулок и подкатил к высотному дому. Ему сразу вспомнилась огромная квартира грандпа, отец привозил его сюда в детстве.

Фертовский-старший всегда любил внука, гордился им, пророчил ему дипломатическое будущее, но когда сын и невестка развелись, мечты и планы рухнули. Невестку ему не было жаль, а вот внук — она увезла мальчика за океан. Владимир Григорьевич не скрывал досады, но изменить ничего не мог, хотя сначала подумывал о том, чтобы надавить на Маргариту — пусть едет в Америку одна. А что? Мальчик будет жить у него, получит то образование и профессию, которая подобает положению и статусу его семьи. Но Маргарита и слушать не стала.

А потом в жизни самого Фертовского-старшего произошли перемены. Он влюбился и женился на молодой студентке. Вилли и представить себе такого не мог.

Дверь открыла экономка Елена Степановна, стала совсем старой, Вилли вспомнил и её.

— Вы ещё живы? — бестактно воскликнул он.

Она подслеповато посмотрела на него, поджала бескровные сухие губы.

— Проходите, Владимир Григорьевич будет через полчаса, он меня предупредил, — закрывая за ним дверь, холодно произнесла экономка, — гостиная — вторая дверь справа по коридору.

— Я не успел забыть, — буркнул Вилли и направился по длинному хорошо освещённому коридору.

Толкнул массивную дверь с позолоченной ручкой, вошёл. Гостиная была роскошной, впрочем, у грандпа всё по высшему классу. Жёлто-коричневых оттенков в крупную клетку обои на стенах, классически белый потолок и тёмно-коричневый ламинат, символизирующий строгость и собранность. Тёмная классическая мебель с золотистым, но сдержанным декорированием, по центру массивный круглый стол. В камине потрескивали поленья, видимо, их туда положили совсем недавно. Вилли сел в глубокое кожаное кресло, достал сигарету, похлопал себя по карману в поисках зажигалки.

— Вообще-то у нас здесь не курят, — в гостиную вошла Маша.

— У нас? — саркастичным тоном переспросил молодой человек.

— Да, в нашем доме, — пояснила она.

— Когда же этот дом стал вашим? — ухмыльнулся Вилли.

— Когда я стала женой Владимира Григорьевича, — спокойно ответила Маша. Вилли поднялся со своего места, убрал сигарету в пачку, подошёл близко к Маше.

— Это обстоятельство легко изменить, — он растянул губы в ядовитой улыбке.

Внезапно открылась дверь, и вошёл Владимир Григорьевич.

— Володя! — воскликнул он, — как я рад, что ты к нам приехал. Надеюсь, что вы с Машей найдёте общий язык и даже подружитесь, — при этих словах Вилли поморщился, но тут же выдал улыбку.

— Естественно, грандпа, всё будет, как ты хочешь.

Фертовский-старший одобрительно похлопал его по плечу.

— Ты голоден? Что-нибудь перекусишь? — спросил он, рассматривая внука с нескрываемым удовольствием. Как приятно, мальчик приехал в Россию, ему важна семья, узы, которые, слава Богу, крепнут.

— Нет, я не голоден, — ответил Вилли, покосился на Машу, которая, похоже, уходить не собиралась. Она как-то странно смотрела на него и кусала губы. Противная привычка! — Почему у вас русских такая странная манера, как только переступаешь порог дома, сразу хотят накормить? — спросил он.

— А как же иначе? — искренне удивился Фертовский-старший. — На сытый желудок и дела лучшим образом решаются, и настроение, да и расположение к беседе. И потом, почему — у нас русских, сынок? Разве ты не русский? Твои отец и мать — оба русские.

— Ну да, ну да, — с иронией в голосе согласился Вилли.

— Это ничего, — улыбнулся Владимир Григорьевич, — ты узнаешь Россию и полюбишь. Может, всё же чайку? — он повернулся к жене. — Машенька, родная, завари-ка нам чаю? Как ты умеешь, хорошо?

— Хорошо, Володя, заварю, — отозвалась Маша и, ласково посмотрев на мужа, вышла из гостиной. Вилли проводил её взглядом.

— Ты себе и представить не можешь, как я счастлив, сынок, — признался Фертовский-старший. Он тоже смотрел вслед удаляющейся супруге, — Машенька — настоящее сокровище, правда, доставшееся мне уже на склоне лет. Кто бы мог подумать, что это случится со мной. Согласись, что в неё можно влюбиться?