На грани фола (Крутые аргументы)

Фрэнк уловил попытку сгладить острые углы беседы и стал "оттаивать". Возможно, и оттого что принесли сочный кусок говядины, а он был голоден, Или от второго "мартини", а он, судя по всему, был с этим напитком на "ты", хотя в английском языке такого местоимения нет и оно чаще всего понимается интуитивно. Бог знает отчего и Алексей начал расслабляться в пределах подобающего. Такое бывает с обеих сторон без видимых причин, когда встречные потоки биотоков сталкиваются и переплетаются, настраивая в благоприятном ключе.

- И все же, - продолжил Фрэнк без былой пружинки в голосе, - если кто-то из наших ребят отважился бы сделать вам предложение о негласном сотрудничестве и обмене информацией, дабы вы быстрее продвигались по службе, и в самой для этого пристойной форме, как бы вы среагировали? Меня раздирает любопытство услышать что нас ожидало.

- Я спросил бы об одной вещи, которую вы явно не предусмотрели.

- О какой именно, Алексей? Не тяни меня за ногу!

- Есть ли у вас на эту вербовку санкция и соответствующие гарантии от Президента Соединенных Штатов Никсона, Форда, Рейгана, в зависимости от того, кто был в ту пору хозяином Белого Дома.

От неожиданности Фрэнк оставил нож в куске мяса и откинулся на спинку кресла.

- Допустим, мы сказали бы, что такая санкция у нас имеется. Что тогда?

- Попросил бы её показать на гербовой бумаге с подписью, печатью, датой, как и положено.

- Черт меня дери! - хлопнул Фрэнк по столу. - Допустим, документ у нас в руках.

- Тогда попросил бы дать его мне и подождать, пока я съезжу в резидентуру и оставлю там на хранение в сейфе у генерала.

Раздался не просто хохот, но хохот, заставивший всех за соседними столиками повернуть головы в их сторону и сделать это без всякой укоризны или осуждения, лишь с интересом, кому это так весело.

- Я им говорил то же самое, - произнес Фрэнк чуть потише. - Для вербовки всегда нужны основания, а ты их нам не давал. Угроза же силового давления меня лично не привлекала и казалась, по большей части, абсурдной. Между прочим, я имел дело с некоторыми вашими перебежчиками. От них даже пахло одинаково.

- Любопытно, чем?

- Когда они потели, что с ними происходило постоянно, от них веяло запахом, как бы тебе сказать, опустошенной души. Если знаешь, что я имею в виду.

- Догадываюсь. Что до меня, Фрэнк, если говорить на чистоту и серьезно, я не согласился бы на сотрудничество с вами по тем же причинам, что и ты - с нами. Во-первых, из чувства собственного достоинства. Ну а потом я до сих пор считаю Америку не единственной, мягко выражаясь, хранительницей самых благородных и прогрессивных идей в мире.

- Звучит в высшей степени убедительно. Иное мне было бы даже просто неприятно услышать, - заметил Фрэнк и попросил официанта принести ещё по одному "мартини".

- Хочу, Алексей, приоткрыть тебе одну тайну из тех, что не стоит скрывать, - сказал он, выпив на сей раз за здоровье. - Мы сознательно дали тебе возможность поработать здесь в Америке и не устраивали против тебя никаких особых ловушек.

- Любопытно, чем я такую любезность заслужил?

- Потому что наши самые прожженные медиумы, пытавшиеся проникнуть в подкорку твоего мозга, обнаруживали, что там уже нельзя ничего перестроить. Но самое главное - они чувствовали твое корректное к нам отношение.

- Что ты имеешь в виду под "корректным"?

- Прежде всего уважительный профессионализм, что проявляется даже в том, как ты вел автомашину, когда за тобой по пятам следовала бригада сотрудников наружного наблюдения. Из их донесений явствовало: ты не заставлял людей дергаться демонстрацией своих лихих выкрутас на колесах, никогда не подставлял их под удар встречного движения. Некоторые даже отмечали, будто ездить за тобой одно удовольствие. Как это у тебя получалось? Расскажи, если не секрет.

- По правде, я исходил из того, что за мной следят люди, у которых есть семьи и дети. Они выполняли свою работу, я - свою. Чья важнее или рискованнее, зависит от точки отсчета. Не хамить, когда мне не хамят, это, вероятно, у меня в генах заложено.

- Вот это я и хотел услышать, - глубокомысленно заметил Фрэнк. - Ты знал и любил свое дело. Но почему, позволь спросить, ушел в отставку чуть раньше обычного? По здоровью? Если хочешь напустить тумана, лучше промолчи. Я отнесусь с пониманием.

- В инвалиды меня ещё рано записывать, хотя былой прыти уже нет. Ушел я без обиды и злобы. Никто меня не выгонял, даже наоборот. Как тебе сказать, просто у каждого кем-то заранее отмечены этапы его жизни. Кончился у меня один, начался другой. Впрочем, о минувшем вспоминаю без сожалений. Что было, то было. А как у тебя?