На грани полуночи (ЛП)

– Я работал в этом здании три недели, – начал Чонг. – Однажды я зашел в одну из комнат и увидел разбитый стол и валявшиеся на полу стулья. Везде было стекло. Никто не сказал мне, что случилось. Я не спрашивал. Я редко видел людей, которые пользовались зданием. Я не знал, чем они занимались. – Он затушил сигарету. – Как-то утром я пришел рано. – Старик замолчал, глядя куда-то вдаль, пока на ощупь искал сигареты.

Шон подтолкнул их через стол к его руке.

Чонг взял одну и закурил. Его пальцы безостановочно дрожали.

– Я шел по коридору, – продолжил он. – В одной из комнат был включен свет. Я подумал, что забыл его выключить, и открыл дверь. – Он снова помолчал. – Там был мужчина. Большой мужчина. Его руки были красными, а на полу лежало тело. Он засовывал его в полиэтиленовый пакет. К двери вел кровавый след, где до этого протащили другое тело. – Дым просочился между пальцами. – Тогда он сказал: «Раз ты здесь, иди и помоги мне. Этот тяжелый». – На несколько секунд в комнате повисла тишина. Чонг опять заговорил, и на этот раз голос его был бесцветным: – Я помог ему. Там были и другие тела. Затем он направил на меня пистолет и сказал, чтобы я все вымыл. Я едва мог работать, так сильно дрожали руки. – Он поднял руки. – С того дня они не переставали дрожать.

– Мне очень жаль, – сказал Шон. – Что случилось потом?

Старик вздохнул, сморщенные веки дрогнули.

– Он приставил нож к моему глазу и сказал: «Уходи отсюда. Если ты кому-нибудь скажешь, я съем печень самого младшего члена твоей семьи и заставлю тебя на это смотреть. Потом вырежу тебе глаза и язык». Он порезал меня, под глазом. – Чонг указал на шрам, который искажал его нижнее веко. – Моему внуку было два года. В тот день мы уехали.

– Тот человек говорил по-вьетнамски? – спросил Шон.

Рот Чонга дернулся.

– Нет, – ответил он по-английски.

Шон кивнул, испытывая признательность за то, что собеседник переключился с вьетнамского.

– Вы видели других? Знаете их имена?

Улыбка Чонга исчезла.

– Раньше у меня не было причин проявлять любопытство. Потом у меня появилось очень много причин его не проявлять.

– Не могли бы вы опознать мужчину, которого видели? – спросил Шон.

Старик снова разразился кашлем. Хелен Чонг налила ему стакан воды. Он выпил и вытер рот дрожащей рукой.

– Нет, сумасшедший, – ответил он. – Разве ты не слышал, что я сказал?

– Если бы вас попросили дать показания, вам предоставили бы защиту.

Мужчина перегнулся через стол и коснулся толстым желтым пальцем болячки на лбу Шона и указал на синяки на челюсти Лив.

– Если эти люди могут побить такого мужчину, как ты, и его жену, что они сделают с ней? – он махнул рукой в сторону дочери. – Или с ним? – на этот раз он показал на подростка, подглядывающего из-за двери. Парень сбежал. – Ты всего один. Посмотри на свою жену. А теперь уходите, пожалуйста. И не возвращайтесь. Я больше не хочу никого видеть.

Его слова заставили Шона остановиться.

– Подождите. Я не первый человек, который спрашивал вас об этом?

Чонг коротко и раздраженно пожал плечами:

– Вскоре после того, как мы сюда приехали, приходил репортер. Он хотел написать статью о мальчиках, пропавших без вести в том месте. Я ничего ему не сказал.

– Я благодарен за то, что вы нам рассказали, ради моего брата, – сказал Шон. – Но кто был тот репортер?

От упрямства Шона пожилой человек нахмурился.

– Я не помню. Он писал для большой газеты. Может, для «Вашингтониан». Он хотел стать знаменитым. – Чонг фыркнул. – Писать кровью моих внуков. Дурак.

– Когда именно он приходил к вам? – спросила Лив.

Чонг испуганно взглянул на нее:

– Не помню.

– Он купил тыкву, – заговорила Хелен Чонг. – Чтобы вырезать из нее фонарь, для Хэллоуина. – Она вышла вперед и начала мыть кофейные чашки.

Шон поблагодарил мужчину, кивнул его дочери и зятю.

Они с Лив покинули дом, торопясь выйти на свежий воздух. Шон усадил Лив в машину, мысленно представляя широко открытую дверь грузовика и обернутые в полиэтилен тела, сваленные в кучу внутри. Лив что-то говорила, так что он встряхнулся, прогоняя жуткие мысли.

– Что?

Она издала нетерпеливый звук:

– Я сказала, что теперь очевидно, что нам делать дальше.

Ее слова поставили Шона в тупик. С самого рождения в его жизни не было ничего особенно очевидного.

– Правда? И что же?

Ее улыбка была полна удовлетворения.

– Мы идем в библиотеку.

Они остановились у первой найденной ими приличного размера библиотеки. Лив втянулась в профессиональную беседу с библиотекарем, и вскоре они в одиночестве уютно устроились в комнате с микрофильмами. Шон был благодарен Лив за то, что она занималась делом, потому что его мозг ушел в подполье.

Старые издания газет не хранились в цифровом виде, а значит, проводить исследования будет утомительно. Но Лив прокручивала микрофильмы с такой скоростью, что у Шона слезились глаза. Читая, она тихо бормотала, что помогало ему расслабиться и чувствовать себя включенным в работу.

– …С пятнадцатого октября по пятнадцатое ноября, и если мне не повезет, я продолжу. Не думаю, что кто-то станет вырезать фонарь из тыквы до середины октября.

– Да, конечно, – рассеянно пробормотал Шон.