— У меня совсем не было времени, чтобы среагировать. Меня ударили по голове, через пару секунд потащили к грузовику, пиная по дороге, затем снова били. Следующее, что я помню, я очутился в одном из их лагерей. Они ничего такого со мной не делали, только регулярно избивали и спрашивали, где находились другие подразделения – они ждали, пока появится их лидер.
— И что ты?
— Назвал им своё имя, звание и личный номер, — сказал я с невесёлым смехом. — Как в грёбаных фильмах. Я вообще ничего не мог сделать – они связали мне руки и ноги. И продолжали бить мешком, полным грёбаной картошки или чем-то ещё – потом всё болело несколько дней, даже когда они оставили меня на некоторое время в покое.
Когда я взглянул на неё, то увидел, как она внимательно осматривает меня, и я точно знал, что она делает – проверяет на мне шрамы.
Я встал, расстегнул ремень и стянул джинсы вниз, оголив лишь верхнюю часть бедра.
— Этот единственный, что у меня есть, — сказал я ей, показав пятисантиметровый бледный шрам с левой стороны. — И то, его даже нанесли не боевики. В гараже на базе валялась куча дерьма, я как-то раз напился и упал на острый кусок металла. Не хотелось никому рассказывать, что произошло, поэтому я решил позаботиться об этом сам. Но рана загноилась, и я всё равно оказался в лазарете. Тогда я получил свой единственный официальный выговор, пока служил. Кажется, мой капитан сказал, это за то, что я был кретином. — Я рассмеялся и покачал головой. — Парни, что захватили меня, – они не хотели оставлять никаких шрамов, вряд ли даже когда-либо били меня по лицу.
— Что было, когда приехал их главный?
— Классический допрос, — ответил я. — Он был довольно крупным парнем, имел до хрена растительности на лице и мерзкие замашки. Я ни разу не слышал его имени, и он не был достаточно известным, чтобы я видел раньше его фотографии. Он засунул мою голову в ведро воды, и удерживал там, пока я чуть не захлебнулся, а затем ткнул лицом в песок. Потом он заставил остальных какое-то время меня избивать, утверждая, что уже знал ответы на вопросы, которые мне задавал, а затем они начали бить меня ногами. Он выдирал мне ногти и, похоже, неплохо проводил время.
Лиа ахнула, но я не стал останавливаться.
— Они задавали вопросы, а я ничего им не отвечал, и тогда они начинали всё сначала. Он сильно орал, но так ничего и не смог от меня узнать. Через несколько дней они натянули мешок мне на голову и снова погрузили в грузовик. Я пытался считать, чтобы получить представление о том, где мы находились, но я не знал, откуда мы выехали, так что это оказалось не очень полезно. Тем не менее, думаю, что мы ехали около трёх часов. Как только мы остановились, меня затащили в сарай, где заставили стоять на коленях на бетоне, пока они говорили по-арабски. Я не многое уловил – просто понял, что они о чём-то договариваются. Было много шума, как будто они перетаскивали вещи. Когда с меня сняли мешок, я увидел двух парней, связанных так же, как и я. Вокруг нас были установлены камеры и ещё какое-то оборудование, и везде стояли афганские солдаты с нацеленными на нас автоматами.
Я повернулся к Лиа, чтобы посмотреть, как она всё это воспринимает. Она уже сидела в кровати и наблюдала за мной, сложив руки на коленях.
— Я подумал, что это всё, понимаешь? — сказал, посмотрев на неё. — Подумал, что они просто собирались казнить нас и покончить с этим.
— Вот откуда видео, — догадалась Лиа.
— Именно оттуда, — подтвердил я. — Слышал, у него было очень много просмотров на YouTube до того, как его удалили. — Прежде чем пойти дальше, я минуту собирался с мыслями. — Ты видела его, так что знаешь достаточно о том, что произошло дальше. Они хотели, чтобы мы сказали, как хорошо с нами обращались, что немало меня рассмешило, а потом они хотели, чтобы мы сказали, что президент США ошибался, послав войска на Ближний Восток, и чтобы мы договорились об их выводе – в общем, обычное дерьмо. Журналист – тот просто плакал и кричал, что он ничего не знает. А вот другой был мне знаком.
— Кто он? — спросила Лиа, когда я замолчал.
— Он был ещё одним морпехом – рядовым, который только что был направлен в войска за пару месяцев до этого. Я видел его несколько раз, но он не был снайпером, так что я не слишком хорошо его знал. Он был из группы пехоты, которая присоединилась бы к нам, если бы мы заметили врага первыми. Он всё время посылал их на хер, пока они не двинули ему по голове прикладом винтовки. Во время съёмок он был без сознания.
— Как его звали? — спросила Лиа.
— Не подлежит разглашению, — ответил я автоматически. Последнее, о чём мне хотелось думать, так это о веснушчатом лице рядового, который, в конечном счёте, стал причиной нашего провала. Я до сих пор думаю, что он слишком быстро отключился, когда его ударили, и сомневаюсь, что всё то время он был без сознания. Так или иначе, если бы он не раскололся, моему подразделению удалось бы выжить. И меня никогда бы не захватили в плен.
Она заморгала, но больше ни о чём не спрашивала.