На грани тьмы и света

Опять над голым многолюдьем
Июля солнечная власть,
И каждый рад открытой грудью
К земле по-древнему припасть.

Чей это стан? Какое племя?

Куда идет? Что правит им?
Но не теряет облик время,
И в людях он не вытравим.

Любой здесь временем помечен,

И оттого еще светлей
Святое утро человечье
Сквозит в невинности детей.

Дай подышать на пляже всласть им,

Они в неведенье — и пусть.
И знай, что истинное счастье
Слегка окрашивает грусть.

А речка мирно лижет ноги

Своим холодным языком.
Какие ждут еще тревоги
Тебя, лежащего ничком?

Тебе от них не отрешиться,

Они овеяли твой путь,
И сердце в шар земной стучится —
Мы жили в мире — не забудь.

1963

Лось

Шнуры дымились. Мы беды не ждали,
И с горьких губ проклятье сорвалось,
Когда он встал на каменном увале —
Весенней силой вынесенный лось.

Он весь был клич — горячий и упругий,

И, принимая ветер на рога,
Он чуял в нем и брачный зов подруги,
И дальнее дыхание врага.

Была минута — из-за глыб молчащих

Стремительно, как бедственный сигнал,
Навстречу лосю вырвался запальщик
И с гулким криком шапкой замахал.

Стояло солнце диском дымно-черным.

Опали камни. Эхо улеглось.
С обломком ветки на рогах точеных
Мелькал в просветах оглушенный лось.

Ничком лежало свернутое тело.

Открытый рот — как омертвелый крик.
На много метров шапка отлетела,
И чуть дымился стиснутый пальник.

Вы эту силу юную измерьте

В ее живой бесстрашной наготе.
Кричат словами — о нелепой смерти,
Молчаньем — о спасенной красоте.

1963

«Уже заря пошла на убыль…»

Уже заря пошла на убыль
И с желтым облачком свела
И черный крест, и черный купол,
И черные колокола.

В разноголосице весенней

Неслись трамваи и такси,
И просквозило сумрак пенье
Пасхальным отзвуком Руси.

И пенье меркло — будто ждали,

Что им ответят с высоты…
Казалось, души улетали
Через чернеющие рты.

Казалось, светоносный кто-то

Ответит сонмищу людей:
Мир в напряженье — перед взлетом
Иль перед гибелью своей?

Но замелькали шапки, шали,

Карманный зазвенел металл…
Нет, никого они не ждали
И осмеяли б тех, кто ждал.

Им слишком трезво ясен жребий.

И в переулки потекли
Они — бескрылые для неба
И тягостные для земли.

1963

«Широкий лес остановил…»