На грани веков

Мартынь сидел нахохлившись, слушая с напряженным вниманием, и все же его светлый ум не мог разобраться в этих путаных господских разговорах. Но они ждали, чтобы и он что-нибудь сказал.

— Шведы нас покинули, это дело ясное, а сами мы еще ничего не можем поделать: нет у нас настоящей воинской выучки, не хватает оружия, нет вожаков, да и единодушия нет, а это хуже всего. Чего мы добились прошлым летом? Только троих мужиков потеряли, а вместо них подобрали несмышленого мальчонку, от которого никакого проку.

Крашевский грустно кивнул головой.

— Сусуров Клав был одним из достойнейших людей в волости, и Дардзанов Юкум самый бравый из молодых.

Тут и кузнец заволновался.

— Я их знал получше вашего. Ну, а кто же нас в это дело втравил? Разве лиственский барин был против? Вы же, пан Крашевский, больше всех ратовали за поход!

— А что, я в этих делах умнее тебя? Откуда ж мы могли знать, что шведы вас без поддержки оставят?

Брюммер перегнулся к нему через стол.

— Выходит, и вы считаете, что кузнецу не стоило этого делать и что весь поход был чистой нелепостью? Разве я не прав?

Ян-поляк согласился, но не с такой готовностью, как тот, видимо, ожидал.

— У вас, господин фон Брюммер, правда для себя и для остальных баронов. А господская правда никогда не бывала мужичьей; несчастье ваше в том, что о них вы никогда не думаете. Столь слепо вы держитесь за свою выгоду и себялюбие, что, потеряв рассудок, только и ждете, чтобы мужики добровольно отправились биться за ваши владения, чтобы вы могли утолить вашу ненависть и жажду мщения. Никому из вас даже в голову не приходит, что и у них есть собственная жизнь и даже стремление сберечь ее. Мартынь прежде всего имел в виду своих односельчан, желая спасти их от бедствия, о котором рассказывали несчастные беженцы.

— Видели мы там и еще большие беды и разор; нет там уже ни земли, ни пашни, ни людей — пустыня одна да пища для волков. Господин барон говорит, что не надобно было идти на войну, — он не ведает, какую страсть мы там пережили. Юкум… Эх, даже вспоминать неохота…

— Я все знаю, дорогой мой кузнец, даже больше, чем ты представляешь. Ты видал, что вытворяют калмыки, а ты что думаешь, шведы лучше? Что они творят в нашем собственном краю, пусть об этом расскажет пан Холодкевич. Но там, где они воюют, деяния их еще ужаснее. По берегам Невы и Ладоги шведы так же жгут, грабят, убивают. Из Польши и Саксонии пленных, как скот, гонят в Швецию, морят голодом, морозят. А что второго февраля тысяча семьсот шестого года произошло у Фрауштадта, об этом даже рижская знать по сей день говорит шепотом и пожимает плечами. Там на генерала Рейншильда с его пятнадцатитысячной армией напал генерал Шуленберг, один из «доблестных полководцев» Августа Второго, из «вояк», над которыми весь свет потешается. Прикинув на глазок силы шведов и решив, что их тысяч восемь, он двинул на них десять тысяч своих рейтар, драгун и солдат, да еще шесть тысяч русских и три батальона силой завербованных французов с двенадцатью пушками. Но французы сдались почти без сопротивления, их пушки сразу же повернулись против русских генерал-майора Востромицкого, которые хотя и успели выстрелить раза два, но с такого расстояния, что ни одна пуля не достигла неприятельских шеренг. Опрокинув русских, солдаты Карла напали на саксонцев и перебили их, уложив на месте четыре тысячи; оставшиеся в живых, удирая, еще разграбили русские обозы, обозы соратников и союзников. Так как же поступили храбрые и благородные шведы с пленными солдатами царя Петра? Король приказал не щадить ни одного, но пленников захватили столько, что для уничтожения их нужно было много времени и труда. Тогда их просто валили по двое, по трое одного на другого и убивали разом, одним ударом копья либо багинета. Вот они каковы, эти гуманные ненавистники лифляндских дворян и друзья латышских мужиков! А какая судьба постигла великого дипломата, спасителя отечества, тайного советника русского царя Иоганна фон Паткуля? После позорного Альтранштадтского мира сами саксонцы вероломно арестовали его и выдали шведам. Несмотря на дворянское происхождение и чин генерал-лейтенанта, шведы год таскали его за собой в кандалах и терзали самым нещадным образом, затем, покидая Саксонию, четвертовали. И подумайте только — шведский король, этот прославленный «молодой лев», приказал осудить и офицера, который разрешил отрубить голову несчастному четвертуемому, не в силах взирать на его неслыханные муки!.. А вы еще говорите об ужасных деяниях русских! Шведы пострашнее всех калмыков и татар, вместе взятых!