На грани веков

— Бомбой — ни, а то б вже не жарився на сонци. А пулей с мушкета — три раза, а то и четыре доставали. Ежели не угодыть прямо в башку або в брюхо, то не так страшно. В мякоть або бок обдере — то же не до смерти, полежишь-полежишь в гошпитале, а то и просто на вози, недили через три-четыре подлекарь пощупае, кажем, осмотрыть — здоров! Знов можешь служить! Так вот оно, хлопче, всяко выходыть. Ткнуть тэбе в канаву — и лежи, або опять же прикажуть вылезать и бижать, — от ты и лежишь або бижишь и стреляешь, другой раз перезаряжаты не поспиешь, ну тогда прямо прикладом. А вин видтиля смалыть, и у него, як у тэбе, — мушкет, палаш або копье. Другий раз вин не выстоить и ну тикаты. Тоди ты за ним и «ура» гаркаешь, або як там выйде. А другий раз тэбе самого погонять, ну тут уж ничего не чуешь, одни ноги и знаешь, а уж воны сами про себя знають, даже мушкет кинешь, чтоб легче тикаты було. Ось воно як, хлопче, бувае.

Мартынь слушал-слушал, и у него вроде бы все стало мешаться, все, что до сих пор было так ясно. Но в то же время и злость снова поднялась.

— Говоришь так, будто тебе все равно, он ли бежит, ты ли. Что ж, тебе и дела нет, за что воюешь? Не знаешь, чего надо добиться?

— А ты знаешь? Брешешь, хлопче, ничего ты не можешь знать, тэбе в потылыцю пхають, вот ты и идешь, ось воно як. Десять рокив я вже мотаюсь, а хиба мэни кто сказав, для чого и яка мэни вид цього польза? Може, колченогим, може, безруким домой отпустять, буду ходить по селам, побираться. Паны-то, ти знають, за що, а ты, холоп, хиба знаешь? Був ты голодранцем и будэшь.

Тут уж Мартынь не выдержал и закричал:

— Я-то знаю, почему мы со своим барином здесь! Ежели все будут думать, как ты, как же мы шведов разобьем!

— А на що нам их розбиваты?

Этого Мартынь уже не мог вынести. Захлебываясь, он принялся рассказывать о том, как шведы опустошили Видземе, как король надул мужиков, установив страшные наказания за малейшее сопротивление дворянам, и наконец совсем бросил страну, отдав ее на разграбление калмыцким и татарским ордам. Снова разволновавшись, коверкая русский язык и вставляя свои слова, он пытался втолковать украинцу, что Ригу надо взять, а шведов выгнать, — только тогда будет мир и мужик сможет жить по-людски, а не как скотина. Хотел было растолковать, что король уже разбит под Полтавой и теперь надо только довершить, что там начато, но окончательно запутался и умолк, разозлившись сам на себя и на соседа, что лежал, покусывая былинку, и равнодушно ковырял песок носком сапога. Но о Полтаве тот расслышал.

— Ты мэне, хлопче, не учи! Пид Полтавою я бився в полку полковника Нечаева — добрый командир був, упокой господи его душу. Разбили нас пид Фрауштадтом, а потом полковник Ренцель зибрав, водив по Саксонии, Бранденбургским землям и Польше, поки не добрались до своих. Зовсим молоденького, ще зеленого пиймалы мэне у Москви та запысалы в дывызию генерала Вейде; пид Нарвою шведы його заполоныли, а нас, як тых баранов, прогналы на ту сторону рички. Зараз мы с тобою в части бригадира Штафа лежимо на рижских песках, споримо и сами не знаемо о чем. Паны, воны знають, чого ради. Царю треба багато земли, городив, ему и море нужно, порты та корабли и усе. А нам що? Щоб до дому отпустылы, земли щоб дали, ораты та борониты щоб дозволили та ночью спать в своий хати, оце и все. Що нам шведы, що нам твоя Рига? Щоб вона сгорила!..

Мартынь продолжал свое — русским надобны добрые мастеровые, а на царской службе можно выслужиться до офицера и даже вольную получить. Но украинец и слушать не хотел, глаза его снова были закрыты, только спустя некоторое время он приоткрыл их и поглядел сердито.

— Чухна ты, хлопче, та ще и дурень.

Двадцать пятого мая под Ригу явились еще Ингерманландский и Астраханский полки из дивизии князя Меншикова, их разместили с остальными вблизи Дюнамюндской крепости. Четыре дня спустя фельдмаршал граф Шереметев с генералами на совете решили провести штурм рижских предместий по обе стороны Двины. Солдаты бригадира Штафа уже были в низине за ветряками, где их не могли видеть и обстреливать из крепости. Туда же подбросили еще пятьсот человек, чтобы отрыть надежные укрытия на самой вершине холма, а шестьсот мушкетеров выставили охранять работающих. С обоих флангов воздвигающих редуты солдат прикрывала сотня гренадеров и два эскадрона драгун. Всего в распоряжение Штафа были выделены тысяча двести человек с тремя пушками.