На грани веков

Он еще раз ударил могучим кулаком кузнеца и вышел, тяжело волоча ногу в мягкой туфле господина Альтхофа. Мара привалилась к стене и разевала рот, как задыхающаяся рыба. Рейнерт, побледневший, с хмурой усмешкой на лице, кивнул головой Битнербиндеру: ну что, не говорил ли я, что иного тут и ждать нечего! Миквиц, кирпично-красный, просунул палец за ворот и рвал его, силясь перевести дух. Хильда сидела, раскинув руки и обратив гневный взгляд на Юриса, который закрыл лицо ладонями и так и не отнимал их.

М-да, невесело вечер кончился. Мартынь сам понял, что теперь ему тут больше не жить. Он думал, что завтра же его вышвырнут за порог, да только не знал он, что рижские бюргеры слишком запуганы и даже на улице остерегаются задевать русских солдат. Хоть бы нога скорей зажила, и дня лишнего он бы тут не задержался. С братом все кончено, тут уж ничего не поделаешь; бабенка эта противна, как живьем ошпаренная курица; воздух в комнате казался еще более затхлым, чем в старом подвале Сосновского замка. Мара больше не приходила посидеть и поболтать, мрачно вваливалась в дверь, ставила еду и, не сказав ни слова, исчезала. За стеной говорили только шепотом, ничего уже не услышишь. Хильда больше не показывалась, Юрис хотя и зашел через несколько дней, но все время глядел в окно и говорил что-то о хорошей осенней погоде, сухих дорогах и крестьянах, выезжающих каждое утро из города и готовых охотно подвезти пешего… Мартынь хорошо его понял и стиснул зубы.

Небольшой сюрприз ему устроил Мегис. Он заявился подстриженный, в приличной городской одежде, довольный, держался с достоинством. С военной службы он отпущен, работает в какой-то мастерской на Кузнечной улице и дожидается, когда товарищ совсем поправится. Зарабатывать тут можно неплохо, заказы у мастера увеличиваются, он ищет еще троих работников вдобавок к шестерым, имеющимся у него. Мартынь только головой покачал.

— Ты же знаешь, не могу я, меня дома ждут.

Мегис согласился без возражений.

— Ну, понятно, ждут, знамо не можешь. Вот и вставай скорей на свои ходули, чтоб до осенних дождей можно было уйти.

Ни на минуту Мегису не пришло в голову, что он мог бы и один остаться в городе, тут можно заниматься своим ремеслом и неплохо зарабатывать. Оказывается, этот «перекати-поле» куда умнее, предприимчивее и решительнее, нежели можно было предположить. Устраивая свои дела, он не забыл и бывшего вожака. Узнал, где живет русский офицер Плещеев, и с его помощью выяснил, что и Мартыня отпустят домой, да еще дадут грамоту за верную службу в русской армии. Только поправляйся скорее, поправляйся. У Мартыня потеплело на сердце, когда Мегис ушел.

Жизнь в доме Альтхофов с каждым днем становилась невыносимее. То ли на самом деле, то ли от безделья и скуки ему казалось, но только Мартынь примечал, что Мара все мрачнеет, а шепот за стеной становится все глуше. Хорошая еда не шла ему впрок, ночами не спалось, дни тянулись, как прихваченные морозцем улитки. Ох, до чего же хороша была та минута, когда пришедший вечером Мегис, поддерживая под руку, свел его по ступенькам вниз на первую прогулку. Сердце билось живее, улицы казались шире, и дышалось легче, хотя там и сям еще виднелись старые кучи мусора, а на обочинах грудились развалины разрушенных или сгоревших домов. Почти все лавки открыты, видать, у купцов снова есть что покупать и продавать. Ратушная площадь так и кишела, в толпе бродило много русских солдат, никто им уже не уступал дороги и не глазел на них, словно на дикарей. До чего же скоро рижане приноровились к новым господам и свыклись с новой обстановкой!