На грани веков

— У короля дела поважнее, чем заботы о нашей безопасности. Нет, забыть они о нас не забыли — и недели не проходит, чтобы новый приказ не поступил: везти в Ригу припасы либо фураж, в извоз ехать, высылать людей дороги чинить или мосты ладить где-нибудь в Икскюле либо в Роденпойсе. Это уж не казенные повинности, не подати, а чистый грабеж. Если русские не придут, свои правители дочиста оберут, только, в лесах и спасаться.

Мартынь пришел в раздражение.

— Не о том барин думает и говорит. Неужто уж мы только и можем, что мычать да в леса, как бараны, убегать, когда калмыки наши дворы выжигают? Ушло нас на войну двадцать, а вернулось восемнадцать. У нас же девятнадцать мушкетов, а у остальных — косы, цепы, вилы с топорами; косоглазые только тогда и страшны, когда бежишь от них. И думать надо не о бегстве, а о том, как отстоять себя.

Барин насмешливо и презрительно усмехнулся. Если бы кто-нибудь внимательнее вгляделся в это усталое лицо, то заметил бы, как по нему промелькнуло раздражение, даже гнев, а может быть, и скрытое опасение. Сосновский кузнец говорит так, словно он теперь здесь владыка и повелитель. Но Холодкевич был слишком хитер, чтобы вслух высказывать то, что он думает, голос его остался таким же мягким, почти ласковым.

— Ты что ж, голубчик, думаешь, и на шведов подняться?

Мартынь так и вскинулся.

— Да что вы, барин! Я же только про татар и калмыков.

— Ну, ладно, ладно. И как же ты смекаешь, что теперь надо делать?

— К драке готовиться и на дорогах караулы выставить, чтобы враги не застали врасплох. Оно, правда, со стороны Даугавы и Соснового нам ничто не грозит, — если они и придут, так только с севера, по болотненской дороге, через луговину. Лучшего места для дозора, чем Русская горка, не сыщешь. Одного караульного выставить от нас и другого — от волости, от лиственских и сосновских по очереди. На болотненских надежда плохая, это не мужики, а бараны. У меня теперь в кузне работы по горло, но лиственскими могут распоряжаться Симанис с Яном, а в Сосновом у меня Марч и Криш.

Холодкевич улыбнулся. Пожалуй, даже слишком ласково для столь серьезной беседы.

— Ты же вожак, тебе и знать, что делать… Ну, ладно, ладно, пускай так и будет, как ты полагаешь. По два человека на Русской горке днем, по двое ночью; хлеб и порох от имения, мушкеты у вас свои. Не знаю только, как власти взглянут на то, что мужики дома оружие держат, да уж за это ты в ответе… А, пан Крашевский пришел! Что ж вы сидите у самых дверей? Там же дует.

Он снова обвел толпу, на этот раз явно недружелюбным взглядом.

— Ну, мне кажется, все обсудили, можно и по домам. Значит, дозор на Русской горке дело решенное — еще одной повинностью больше, да только тут ничего не поделаешь, ваш ведь вожак надумал, это ему лучше знать. Конечно, конечно, и я не против, безопасность нам всем нужна. Хлеб и порох от имения. До свидания.

Мужики медленно встали из-за стола и один за другим вышли. Мария спустилась за ними поглядеть, хорошо ли прикрыли наружные двери. Холодкевич нахохлился, недовольный не то собою, не то чем-то другим. Мартынь подсел к Крашевскому.

— Плоховато выглядите, пан Крашевский. Неужели, дело не идет к лучшему?

— Нет, отчего же, идет и уже большими шагами. А только до весны, думаю еще протянуть: зимой мужики клясть будут, если могилу в мерзлой земле долбить придется, а меня и живого никто не клял, так что уж надо не терять свое доброе имя до последнего… Вот вы возвратились, увенчанные лаврами, как пишут в книгах. Вчера ты так загордился, что не захотел даже взглянуть на окно богадельни.

— По правде говоря, я вас видел, только не хотелось останавливаться, в последнюю ночь продрогли, да и не ели с самого утра. Каково нам там было, это лиственцы могут вам поведать.

— Уже поведали. Так выходит, что без лавров вернулись… Жаль тех троих.

— Хватит, пан Крашевский, сыты мы этой жалостью по горло.

— Верно, понимаю, и не будем больше об этом говорить.

Плечи его снова затряслись; говорил он в это время почти что беззвучно, выдавливая из горла сплошное шипение.

— А шведов вы там так и не отыскали? Тогда вам сразу же надо было вернуться, куда же этакой горстке против целого войска!

— «Надо было…» А вы когда-нибудь были на войне? Так лучше и помалкивайте, там эта «надобность» совсем по-иному поворачивается, чем дома.

— Говорят, разбойники ушли. К чему ж тогда этот дозор на Русской горке?

— Ушли, а надолго ли — этого мы не ведаем. Они как стая галок во ржи — нажрутся и умчатся, а как брюхо подведет, опять тут как тут. Опять же в Видземе вдоль эстонской границы поживиться уже нечем, придется им подаваться на юг.

— А может, и не подадутся. Шведы теперь в Польше и в Саксонии, и русский царь свое войско там держит. Большая-то война по чужой земле пройдет, может, теперь в Видземе и спокойнее будет.

Холодкевич поднялся.