На грани жизни

— А теперь снайперу подарочек, потом ДШК привет, — приговаривал Дима, выпуская трассеры по засечённым позициям.

Бой заканчивался. Рота мотострелков, высадившись с вертолётов, погнала «духов» в горы. Над горами, словно кондоры, кружили «грачи». Вдали слышались разрывы НУРСов. Села на дорогу, взметнув тучи снежной пыли, санитарная вертушка, и санитары бодро побежали вдоль колонны, выискивая раненных. Подбежал из хвоста колонны Толик, возбуждённо сверкая глазами на закопчённом лице, пытаясь рассказать свои впечатления от первого боя. Николай отмахнулся и продолжил изучение обстановки. Подбив итоги боя, он вдруг ощутил запоздалую волну страха, которая накрыла с головой так, что застучало в висках, перед глазами поплыли оранжевые круги, а ноги предательски задрожали, отказываясь держать внезапно ставшее ватным тело. Николай сел на оторванное колесо БТРа, достал сигареты и попытался закурить. Спички никак не желали загораться, ломаясь в мелко вибрирующих руках.

— Что, сильно испугался? — вдруг услышал Коля у себя над головой. Он вскинул голову и увидел перед собой командира автобата майора Селиванова, прилетевшего, скорее всего, на санитарной вертушке, — да ты сиди, не вставай. На, от моей зажигалки прикури. Потери большие?

— Четыре убитых, двенадцать раненных. Один — тяжело.

— Ничего. Это война. Ты себя не казни. Оборону ты умело организовал. И даже не запаниковал ни разу. У Спивака хуже. Они там после первых выстрелов от страху все голову потеряли. Взвод охранения еле отбился, а Спивак половину людей положил за здорово живёшь. Первый бой, понятно. А пацанов всё равно жалко. А страх это обычное дело. Дурак умереть не боится. Сейчас ты дух переведи — и за работу. Всю разбитую технику в пропасть БТРами сбросишь. Акт составишь. Потом на досуге подробный отчёт и схему боя набросаешь. Ну, давай. Я к вертушке. Ты здесь уже сам. Не дрейфь. Я через такое в Афгане проходил, и ничего. Живой, как видишь.

Селиванов пошёл к вертушке, а Николай смотрел ему вслед, сжимая в дрожащих пальцах дымящуюся сигарету. С гор спускались солдаты, закопчённые и разгорячённые после недавнего боя.

— Коля! Ты, что ли? Вот уж не думал, что здесь увидеться доведется! — подскочил к Коле один из командиров.

— Ринат! Ты как здесь?

— Вас прилетел выручать. Даже поесть толком не дали. Так это вас мы из задницы вытаскивали? — Ринат счастливо засмеялся и смешно потряс головой.

— Ты как? — Николай вглядывался в счастливое лицо Рината, удивляясь тому, что обрадовался этому человеку, с которым у него было мимолётное знакомство в самолёте, как родному брату.

— Да вот, теперь ротой командую. Воюю помаленьку. Как сам? Как Санька Лошак? Появляется?

— Саньке спасибо. Он вместе со мной роту готовил. Видишь, какие молодцы. Первый бой, а как держались!

— Ну, с боевым крещением тебя, — Ринат крепко потряс руку Николая и, вдруг, осёкшись глянул куда-то через плечо.

— Что там? — спросил Коля разглядев на бетонке два тела. Поодаль пленный «дух» дрожал в драном бушлате то ли от холода, то ли от страха.

— Двоих наших ребят пленных нашли. Вот этот (кивок в сторону «духа») рассказал, что их в отряде за вьючных животных держали. В первый же день языки поотрезали и, кто хотел, насиловал. А когда отступать начали, их с собой забрать не смогли. Ну и горло всем перерезали и бросили. Эх, жалко мы этого духа перед начальством засветили. Я бы лично с него живого кожу содрал.

Коля смотрел на тела, лежащие друг возле друга на холодной бетонке, на босые ноги, торчащие из рваных армейских штанов и на ступни, покрытые потрескавшейся кровавой коркой. Как ни странно, на лица погибших Николай посмотреть так и не решился.

Ледяной ветер насквозь продувал ущелье, забирался под драные солдатские бушлаты и, казалось, пробирал до костей. Мамед спотыкаясь, брёл по тропе, ёжась от холода, а мысли всё плели и плели в его голове тонкое кружево воспоминаний.