На грани жизни и смерти

Капитан Агапов оказался в походном госпитале. Он лежал на койке с забинтованной головой. Окинув взглядом палату, Агапов достал из-под подушки сложенный вчетверо листок бумаги и принялся читать.

«Не знаю, дойдет ли до тебя это письмо, дорогой Александр. Но все же пишу. Если бы ты только знал, как мне не хватает твоего совета, твоей решительности и хладнокровия. Леопольд настаивает на поездке в Париж. Он где-то вычитал, что там есть профессор, который делает сложные операции. Уверяет, что Костику вернут зрение. Боюсь, что он задумал недоброе. Не знаю, как быть. В Петрограде, говорят, неспокойно. Да и врачей нужных нет. Кирилл в полнейшей растерянности. Ко всему еще и я и он оторваны от привычного дела. Вот уже около полугода я не танцую, не репетирую... Кирилл забросил свои стихи. Один Леопольд не унывает, то и дело встречается с какими-то людьми, о чем-то хлопочет, строит планы. Мне кажется, что его авантюры плохо кончатся для всех нас... Много думаю о тебе. Тревожусь. Как ты там?..»

В палату вошел раненый офицер на костылях.

— Красного схватили. Лазутчика. Идемте посмотрим, как допрашивать будут! — сообщил он.

Кое-кто двинулся к выходу. Агапов дочитал письмо и задумался. Сообщение о поимке пленного он пропустил мимо ушей. Повернувшись к тяжело раненному соседу по койке, спросил:

— Бумагой случайно не богаты?

— К сожалению, нет. Попросите в канцелярии, — через силу проговорил сосед.

Агапов, встав, направился к дверям.

Посреди канцелярии стоял матрос со скрученными сзади руками. Лицо у него было в ссадинах и кровоподтеках, он еле держался на ногах. Офицеры, ведущие допрос, устало курили, не спуская глаз с пленного. Матрос, казалось, был безразличен ко всему происходящему. Однако при виде вошедшего в канцелярию Агапова в его глазах на секунду мелькнуло любопытство. Это не укрылось от допрашивающих. Пожилой подполковник грубо спросил:

— Что? Может, знакомый?

Василий и Агапов смотрели друг на друга, и видно было, что каждый пытается что-то вспомнить. Агапов, так ничего и не вспомнив, хотел было выйти, но подполковник остановил его:

— Господин капитан, вам случайно незнаком этот...

красный?

— Нет, господин подполковник, не имел чести. Мне нужен лист бумаги. Для письма. Могу я попросить? — довольно резко произнес Агапов.

Подполковник вырвал из толстой тетради лист бумаги и, протягивая Агапову, как бы между прочим сказал:

— Извольте. А на следующем листке смертный приговор красному лазутчику запишем.

Агапов еще раз взглянул в глаза матросу, силясь что-то вспомнить, повернулся и вышел.

* * *

Генерал Покровский стоял перед большой картой военных действий и под доносившийся издалека гул далекой артиллерийской канонады разъяснял офицерам штаба положение на фронте:

— Красная Армия — это, по существу, сброд, обреченный на гибель. Без командиров, без дисциплины. Она погибнет, не успев родиться. Разведка доносит, что этот сброд пытается нас контратаковать, но все его попытки тщетны, господа. Дни красного Петрограда, господа офицеры, сочтены. В этом нет никакого сомнения.

Вошел офицер и протянул Покровскому пакет. Прочитав донесение, он сказал:

— Я просил, господа, своих людей быть предельно точными, доносить обо всем, что касается борьбы с красным сбродом. Русские офицеры, господа, хранят верность отечеству, проявляют чудеса храбрости! Вам знаком, господа офицеры, капитан Агапов? Настоящий патриот. Дрался как лев.

* * *

В селе, где находился походный госпиталь белой армии, спешно погружали раненых на телеги и повозки. Капитан Агапов шел к телеге, в которой уже сидели раненые, без чужой помощи. Обстановка была нервозная: все куда-то спешили, суетились, то и дело раздавались отрывистые команды... Подполковник, который допрашивал Василия, пробегая мимо Агапова, бросил:

— Красные прорвались. Кто бы мог подумать! Вот-вот будут здесь. Но мы им преподнесем подарочек! Пустим в расход матросика. Господин капитан, хотите посмотреть, потешить душу?

И тут Агапов увидел матроса. Он шел спокойно, весь его вид выражал безразличие, словно его вели не на расстрел. Поравнявшись с телегой Агапова, Василий замедлил шаг, бросил быстрый взгляд на капитана и срывающимся голосом произнес:

— Писать будете... поклон передайте от земляка тверского, матроса... А мы с вами, помните, на вокзале...

Неподалеку разорвался снаряд, загремели выстрелы, раздались громкие крики. В село вихрем ворвались красные конники.

* * *

Опять допрос. В той же канцелярии, где белые допрашивали Василия. Только теперь в роли подследственного был капитан Агапов. Иван Пчелинцев обратился к нему:

— Вы-то за что воюете, Александр Кузьмич? Ни поместий, ни фабрик, ни капитала у вас нет. И не было.

— У меня есть родина! Россия! — с вызовом ответил Агапов.

— А у нас что?

— Вы уничтожаете все, что создавалось народом веками!

Пчелинцев продолжал оставаться невозмутимо спокойным: