На границе света

Я пообещала сообщить, как только буду дома, и с сегодняшнего дня хранить свой дневник только под скрипучей половицей, потому что, если где-то и прятать тайные записи, так только там, как утверждала Юли. Тот факт, что в моей комнате лежал велюровый ковролин, мы как-то упустили.

Чудесная предвесенняя погода исчезла, с вечера шёл дождь, сопровождаемый промозглым ветром. Ещё два-три градуса и было бы достаточно холодно, чтобы с неба начали срываться снежинки.

Посреди кладбища дорогу мне перебежал лис Густав и остановился всего в нескольких метрах. Окинув меня коротким взглядом, Густав потрусил дальше и скрылся между памятников прежде, чем я успела достать телефон, чтобы его сфотографировать. И всё же эта короткая встреча меня очень ободрила: я была не единственным живым существом, которое бродило по этому кладбищу в такую погоду посреди ночи. Ветер шумел, дождь бил в лицо, и где-то между верхушек деревьев как по заказу прокричал сыч.

Эти звуки меня не пугали, я слышала их каждый вечер, если засыпала с открытым окном, они даже успокаивали меня. Только от шипящих криков совы-сипухи становилось немного не по себе, и вой лисиц тоже звучал жутковато, но, если представить себе, какие милые создания его издавали, страх исчезал.

И вдруг я услышала что-то ещё. Голоса. Обрывки фраз, которые доносил сюда ветер. Кто-то сказал:

– Лучший сон, который я когда-либо видел!

А кто-то другой ответил:

– Наслаждайся, пока он не кончился. А завтра будешь на стенку лезть от побочных эффектов.

Я остановилась как вкопанная.

Ворота кладбища, а вместе с ними и выход на улицу, были уже совсем близко, но не настолько, чтобы оттуда расслышать голоса. Звуки доносились откуда-то из глубины кладбища, передо мной. Я стояла на аллее со склепами совсем близко от склепа с женщиной-птицей на крыше, и, кажется, голоса доносились именно оттуда.

– Как будто я могу летать, – сказал первый голос, и моё сердце сжалось.

«Квинн! Это определённо был голос Квинна. Среди ночи. На кладбище. Этого не может быть».

– Я умею летать? – спросил он.

Я очнулась от секундного оцепенения, отскочила с дороги и спряталась за большим тисовым деревом, растущим рядом со скамейкой, на которой вчера сидел профессор Кассиан. Почему я решила спрятаться, на этот вопрос у меня не нашлось разумного ответа. Это был скорее рефлекс, чем обдуманное действие.

– У тебя есть крылья? – спросил второй голос, и его я тоже узнала – нежный и мелодичный, он принадлежал хозяйке цветочного магазина Феи.

– Нет, никаких крыльев, – ответил Квинн и рассмеялся.

– Значит, и летать ты не умеешь. – Фея рассмеялась вслед за Квинном. – По крайней мере, пока.

Теперь я услышала быстрые шаги двух человек. Как такое возможно? Я оказалась не в состоянии найти какое-либо правдоподобное объяснение тому, почему Квинн без инвалидной коляски и, кажется, без костылей гуляет по ночному кладбищу в дождь в компании продавщицы из цветочной лавки.

Шаги приближались, я осторожно выглянула из-за дерева. Перед склепом семьи Кёниг на расстоянии метров десяти от меня стояли двое. Чем больше я вглядывалась, тем больше деталей узнавала. Шевелюра Феи развевалась на ветру в унисон движениям длинного пальто. Рыжие локоны, казалось, мерцали в темноте. По силуэту Квинна я поняла, что на нём нет ни куртки, ни пальто. И в руках нет никаких костылей!

«Может, он лунатик?»

Вдобавок ко всему, он был ещё и босиком. Рубашка и штаны в полосочку, скорее всего, были пижамой. Квинн стоял прямо посередине огромной лужи, но ему это, казалось, нисколько не мешало.

«Лунатизм – хорошее объяснение происходящего. Но разве лунатики разговаривают во сне? И можно ли вдруг начать передвигаться без костылей, когда спишь? И при чём здесь Фея? Почему она тоже здесь? Вряд ли два лунатика могут вот так случайно встретиться на кладбище. Будь что будет, сейчас выскочу и спрошу у них, что всё это значит и почему Квинн разгуливает в такую погоду босиком и без куртки, если только недавно его выписали из больницы? А потом я приведу Квинна домой. Его мама будет мне за это благодарна».

Но только я приготовилась выйти из-за дерева, раздался третий голос. Он принадлежал мужчине. И его я никогда раньше не слышала.

– Кто скачет, кто мчится под хладною мглой? Предстаньте скорее пред стражником – мной!

Если это задумывалось как стихотворение, то его наполовину списали с «Лесного царя» Гёте (в седьмом классе нас до смерти замучили анализом этой баллады), а вторая половина просто не удалась.

Я оглянулась в поисках этого рифмоплёта и лишь через несколько секунд сообразила, что голос принадлежал народному поэту Клавиго Бергу. Или, точнее, его бронзовому памятнику, который только что вежливо поклонился. У меня от страха подкосились коленки.

– Прошу меня простить, я совсем недавно вступил в должность стражника, поэтому невероятно взволнован. – Клавиго откашлялся. –

Любезные дамы и господа,
Добро пожаловать сюда,
Я лишь недавно стражем стал,
Слежу, кто входит в сей… портал. —