На границе света

Госпожа Раскоряка поднесла к глазам какой-то листок. В сочувственном взгляде, который она мне послала, не было никакой необходимости, как и в очках, которые украшали её круглое лицо. Готов поспорить, в оправе у неё обычное оконное стекло, и носила она эти очки лишь для того, чтобы придать себе вид невинной овечки.

– Почему же с недавних пор? Надписи на могильных плитах всегда меня интересовали, – из принципа соврал я. – К тому же это отличный способ подтянуть латынь. («Если бы у меня в школе на самом деле были уроки латыни».)

– Гм, – хмыкнула госпожа Рас-Корак.

Я сидел напротив её письменного стола. Она даже не предложила мне пересесть из инвалидной коляски на диванчик, который казался вполне удобным, а уж тем более лечь на кушетку, стоявшую под безвкусной абстрактной картиной. Такие сеансы, когда лежишь на кушетке и болтаешь, а психотерапевт молча кивает и изредка вставляет пару ободряющих фраз, встречаются, наверное, только в кино. Госпожа Раскоряка явно не относилась к таким психотерапевтам. Она не тратила времени ни на молчание, ни на ободряющие фразы.

– Понимаешь ли ты, чем твои родители так обеспокоены? – спросила она. – И каково это – осознавать, что из-за тебя им так плохо?

Таким же приёмом она воспользовалась и в прошлый раз – забросала меня упрёками, замаскированными под вопросы. Наверное, все эти хорошие отзывы в интернете госпожа Раскоряка сама написала о себе.

Что она ожидала услышать в ответ? Конечно, мне жаль родителей, очень горько от того, что им приходится переживать, но я же не нарочно попал в эту аварию и уж точно не собирался таким образом причинить им дополнительные хлопоты. Так уж устроен мир: когда детям плохо, их родители тоже страдают.

– Так уж оно обычно бывает в семье, – ответил я. – У вас есть дети?

– Хм. Значит, тебя не волнует, что твои родители страдают. – Она что-то записала в своём блокноте и снова полистала лежавшие перед ней документы. Если у неё и были дети, они, наверное, сами просились в приёмные семьи. – Может, хочешь поделиться, почему ты избегаешь своих друзей?

«Нет, не хочу. Снова вы будете коверкать мои слова, доктор Раскоряка. Думаете, я полный дурак? С меня хватит».

Я, конечно, пообещал маме, что попробую сходить к ней ещё раз. Но насчёт откровений с Раскорякой мы не договаривались, так что до конца этой встречи я решил просто молчать. Скрестив руки на груди, я принялся рассматривать книжные полки на противоположной стене. Книги с названиями из нескольких строк перемежались грамотами и сертификатами. А в углу расположился искусственный череп, из которого можно было вынуть и рассмотреть глазные яблоки и разные части мозга. Окрашенная в жёлтый цвет височная доля висела немного криво.

– Может, всё дело в том, что ты до сих пор не в состоянии смириться с тем, что твой статус в группе сверстников изменился? – Госпожа терапевтка – мне даже в уме лень было произносить её длинную фамилию – уже атаковала меня очередным вопросом. – Это ведь очень сложно, вдруг осознать, что ты больше не самый яркий, сильный и обожаемый парень в классе, а, скорее, несчастный, которого все жалеют. Я права?

Я широко раскрыл глаза. Но не из-за бесцеремонного вопроса, а потому что череп, стоявший на полке, вдруг задвигал нижней челюстью, будто копируя госпожу Раскоряку.

«Может, это такая жуткая игрушка на батарейках, которую она купила, чтобы доводить до сумасшествия своих пациентов? Если нет, значит, у меня снова начались галлюцинации, либо мы в этой комнате были не одни».

Госпожа Раскоряка пододвинула ко мне коробку с бумажными салфетками:

– Я понимаю, тебе сложно об этом говорить, – добавила она елейным трагическим голосом. – Давать волю своим чувствам – совершенно нормально, ты можешь грустить о потере физических возможностей точно так же, как грустят о потере любимого человека. А в твоём случае это действительно чудовищная потеря.

Она снова принялась листать документы, лежавшие перед ней. Череп беззвучно щёлкал зубами и закатывал глазные яблоки. А потом улыбнулся мне, будто напрашиваясь на аплодисменты.

«Отличненько. Как там выразилась Фея? “Обострённое восприятие, которое распространяется на тонкие материи”. Лучше пусть мои магические способности проявляются как-нибудь по-другому. Если они вообще у меня есть. Пока что ни одна из них так и не проявилась».