На гребнях волн

Мистер Лондон вылетел из учительской, и на две минуты я осталась одна. И тут я делаю то, что вовсе не собиралась. Извлекаю из кармана шорт три противозачаточные таблетки, которые стянула на уроке сексуального образования, давлю в ладони. Затем подхожу к его столу и высыпаю раскрошенные таблетки в кружку с кофе. Беру из раковины грязную ложку и размешиваю. Никаких следов! Я сажусь на свое место и думаю: теперь здесь чуть меньше пахнет тестостероном. И, может быть, чуть больше – тем запахом, что стоит в гимнастическом зале, когда мама с подругами занимается там аэробикой.

Вернувшись ровно через сто двадцать секунд, мистер Лондон видит, что я смирно сижу на стуле.

– Я пришел к выводу, что ты имеешь право на свое мнение об этой книге, – говорит он и делает большой глоток кофе.

– Спасибо, мистер Лондон, – отвечаю я и встаю, чтобы идти.

7

В пятницу, слава богу, в школе укороченный день. Со мной по-прежнему никто не разговаривает. После обеда родители собираются в галерею: там будет аукцион, а после прием с коктейлями. Петру, дочку бывшей маминой начальницы, просят за мной присмотреть. Не то чтобы я в этом нуждалась, но после всех событий этой недели и учитывая, что после аукциона будет ужин и вернутся они поздно, – пусть, говорят они, Петра составит нам со Свеей компанию. Петре двадцать, у нее роскошная грива, черная как смоль; чаще всего она зачесывает волосы наверх и закалывает вместо шпилек китайскими палочками. Однажды я похвалила ее прическу; с тех пор на каждый день рождения она дарит мне китайские палочки. У меня их уже целая гора на полке в шкафу, рядом с мини-сейфом, где я храню деньги, заработанные присмотром за малышами.

К аукциону папа готовился целую неделю. Ему предстоит объявлять лоты, так что надо разработать голос. Последний аукцион был несколько месяцев назад, и с тех пор, говорит папа, у него «язык малость заржавел». Он сидит один в кабинете с молотком, громко называет разные номера, потом объявляет: «Один… два…» А дальше, где бы в доме я ни находилась, слышу грохот молотка и громовой папин возглас: «Продано!»

День выдался жаркий: среди осени в Сан-Франциско наконец явилось лето. Мама приезжает с работы раньше обычного, моет голову, укладывает волосы и красит ногти. Одевается во все белое – и мне приходится признать, что выглядит она великолепно. Папа с этим согласен.

– Ух ты! – говорит он, когда она спускается вниз. И любуется ею издалека, словно произведением искусства.

В 14.30 у задней двери появляется Петра; сегодня у нее в прическе розовые китайские палочки. На ней шорты и футболка с надписью «Твое желание». Мне приятно, что сегодня Петра видит маму в праздничном наряде. Обычно мама появляется перед ней только в домашнем или в рабочей одежде медсестры. Родители объясняют Петре, чем нас кормить (пастой) и когда они вернутся (после одиннадцати), а затем отбывают – в галерею им надо попасть заранее, проверить, все ли готово к вечернему мероприятию. Папа возвращается: он забыл молоток.

– Хорош бы я был, если бы уехал без него! – говорит он, и Петра улыбается в ответ. Как-то так улыбается, что у меня от этой улыбки всякий раз сжимается в груди, словно я еду в лифте, а он вдруг застревает между этажами.

– Как тебе кажется, моя мама сексапильная? – спрашиваю я.

– Хм… – отвечает Петра, и я немедленно жалею, что спросила. Проходит пять секунд. Пятнадцать. – Она очень хорошо выглядит, но сексапильной я бы ее не назвала.

– А в чем разница? – спрашиваю я.

– Ну, она красивая, но это не сексуальная красота, – отвечает Петра. По тону понятно, что себя-то она считает и красивой, и сексуальной.

Я скрываюсь от нее в гостиной. У всех комнат в нашем доме есть названия: гостиная, библиотека, фойе, нижний этаж (мы никогда не говорим «подвал»). Из окон гостиной видны улица и поток машин, направляющийся на пляж. Еще и трех часов нет – но, похоже, все сегодня ушли с работы пораньше, чтобы насладиться жарой.

– Пойдемте на море! – говорит из-за спины Петра.

И добавляет, что там мы обязательно встретим кого-нибудь из ее однокурсников по Беркли (Калифорнийский университет Беркли она называет «Кэл»). А мы не хотим кого-нибудь позвать с собой? Свея хочет: она позовет свою хмурую подружку.

– А ты никого не хочешь пригласить? – спрашивает Петра.

– Да ну их, – небрежно отвечаю я. – Надоели.

Петра пристально смотрит на меня.

Знает. Наверняка родители все ей рассказали – о том, что случилось в школе, о том, что со мной теперь никто не разговаривает. А им наверняка позвонили учителя.

Через несколько минут на машине с открытым верхом подъезжают угрюмая подружка Свеи и ее мама. Папы у нее нет, а мама веселая и энергичная, и сейчас, кажется, улыбается еще радостнее обычного – возможно, довольна тем, что хоть на несколько часов избавится от своей хмурой дочки. Может, она собралась на свидание?

– Пока! – кричит она нам и театрально машет рукой, словно с борта отплывающего теплохода.

Я натягиваю шорты и футболку «Эспри» – непривычное одеяние для похода на пляж. В наших краях для прогулок по берегу куда чаще приходится надевать свитера и теплые куртки.