Читаем На гребнях волн полностью

Знаем того старшеклассника, что живет в соседнем доме. Его семья разбогатела во времена золотой лихорадки: об этом написано в нашем учебнике по истории Калифорнии. В светской хронике «Ноб-Хилл Газетт», которую каждый месяц бесплатно приносят нам на крыльцо, нередко попадаются фотографии его родителей. Он блондин, и к нему часто приходят друзья, тоже старшеклассники, посмотреть футбол. Из сада мне хорошо видно, чем они занимаются у себя в гостиной. От нашего забора до их дома расстояние всего фута три, и несколько раз я залезала к нему в окно. Зачем? А просто так. Вот такая я крутая. Крутая и загадочная. Сидела у него в гостиной и воображала, как кто-нибудь из этих взрослых парней приглашает меня на выпускной. А потом меня там застукали. Я бросилась бежать, кто-то из парней схватил меня за пояс джинсов, и несколько секунд я перебирала ногами на месте, словно в мультике. Все они покатились со смеху, а я еще долго расстраивалась. Стало ясно: для них я маленькая дурочка и никто меня на выпускной не пригласит. С тех пор соседи держат окно закрытым.

Есть еще парни Просперо, сыновья доктора: жили в нашем доме, пока папа его не купил. Легендарная семья. Притча во языцех. Эти Просперо были абсолютно чокнутые. Когда моим родителям показывали дом, в той комнате, где теперь живу я, весь пол был усеян пивными бутылками и иглами. И стекла везде побиты. Если случается в разговоре с мальчишками постарше упомянуть, что я живу в бывшем доме Просперо – на меня сразу смотрят с интересом, даже (так мне хочется думать) с уважением. А взрослые, когда об этом заходит речь, качают головами и говорят: какая беда, подумать только, ведь такая приличная семья, отец врач – а дети…

Именно из-за младших Просперо дом достался нам так дешево. Они его превратили в притон. Вообще-то страшно представить, что твои дети, когда вырастут, начнут приводить домой друзей-наркоманов и писать на стенах гадости краской из баллончика – но папа не стал отвлекаться на эту печальную историю. Он умеет, ни на что не отвлекаясь, идти к цели: это его суперспособность. Сам он вырос в съемной квартире на третьем этаже где-то на задворках Миссии и, как и многие его друзья, к пятнадцати годам перепробовал уже десяток заработков. Разносил газеты, раскладывал товары на полках в бакалее, проверял билеты в кинотеатре «Хейт». Шесть дней в неделю стоял в дверях и отрывал билетики, а в выходной сам шел в кино. Еще в средней школе как-то отправился на велосипеде на пляж в Си-Клифф, увидел, какие там роскошные дома, и сказал друзьям: «Рано или поздно я поселюсь в этом районе». И слово сдержал. Мама тоже росла в бедности – она родилась в Швеции, на ферме, в большой и дружной семье – так что оба умеют экономить: никаких ужинов в ресторанах, отопление включается только для гостей – и то не каждый раз, и на кухне постоянно пахнет рыбой. Никто в семье, кроме моей сестры Свеи (ей десять лет), рыбу не любит, но едим ее каждую неделю: мы же шведы!

Фасад нашего дома, с пятью большими окнами, выходит на Золотые Ворота. В туманные дни мост, окутанный плотным белым одеялом, становится совсем невидим. Когда я была маленькой, в такие дни папа говорил мне, что мост украли грабители. «Но не тревожься, Юлаби, – добавлял он, – всю ночь полиция трудилась без сна и отдыха и, кажется, напала на след!» А ближе к полудню, когда туман начинал рассеиваться, говорил: «Смотри-ка, бандитов поймали и мост вернули на место!» Эта сказочка никогда мне не надоедала: в ней звучали те же два урока, что окрашивали собой все мое детство:

1. Терпение и труд все перетрут.

2. Опасность где-то рядом, но добро всегда побеждает зло.

О том, что опасность рядом, в Си-Клиффе предупреждают береговые сирены. Сначала одна, потом другая, подальше. Перекличка ревущих сирен – вот саундтрек моего детства. На пляже – а в такие дни мы часто бегаем на пляж, натянув теплые свитера, и капельки тумана оседают на наших лицах – сирены ревут еще громче, чем дома. Под тревожный аккомпанемент сирен мы болтаем обо всем на свете и смеемся. Много смеемся.

Говоря «мы», я иногда имею в виду нас четверых – четырех девочек из восьмого класса женской школы «Спрэгг» в Си-Клиффе. И всегда нас двоих: Марию Фабиолу и себя. Мария Фабиола – старшая из троих детей, у нее двое братишек-близнецов. Они приехали в Си-Клифф в тот год, когда мы обе пошли в детский сад. О ее семье мы знаем немного. Иногда она говорит, что она наполовину итальянка, а иногда: нет, с чего ты взяла? Еще говорит, что ее дедушка был премьер-министром Италии. Или мог быть. Или что они родня мэру Флоренции, или еще что-нибудь такое. Волосы у Марии Фабиолы длинные, каштановые, глаза светло-зеленые – даже на черно-белых фотографиях видно, что цвет у них какой-то неземной. У нее дома множество фотографий: она сама и ее кузины то в седле, то на бортике бассейна, а кругом трава. Все снимки профессиональные, все в одинаковых серебряных рамочках.

Перейти на страницу:

Все книги серии Литературные хиты: Коллекция

Время свинга
Время свинга

Делает ли происхождение человека от рождения ущербным, уменьшая его шансы на личное счастье? Этот вопрос в центре романа Зэди Смит, одного из самых известных британских писателей нового поколения.«Время свинга» — история личного краха, описанная выпукло, талантливо, с полным пониманием законов общества и тонкостей человеческой психологии. Героиня романа, проницательная, рефлексирующая, образованная девушка, спасаясь от скрытого расизма и неблагополучной жизни, разрывает с домом и бежит в мир поп-культуры, загоняя себя в ловушку, о существовании которой она даже не догадывается.Смит тем самым говорит: в мире не на что положиться, даже семья и близкие не дают опоры. Человек остается один с самим собой, и, какой бы он выбор ни сделал, это не принесет счастья и удовлетворения. За меланхоличным письмом автора кроется бездна отчаяния.

Зэди Смит

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза