На языке эльфов

У тебя брови под шапку и странный вид. Это скептицизм? Нет? А когда он будет?

– Я читал про него.

– Видишь? Мне и рассказывать нечего.

– Нечего? – Шмыгаешь носом и поправляешь шапку, чтобы не слишком нависала над глазами, пряча брови. – Или не хочешь говорить об этом?

– Это просто факты. Мне несложно о них говорить.

– Тогда я хочу послушать.

– О моих буднях в дурдоме?

– Обо всех твоих буднях. – Теперь жмешь плечами ты. Так, будто я спросил что-то всем уже давно известное. – Включая те, что ты провел в дурдоме.

Звучит очень мило, Чон Чоннэ, молодец.

– По праздникам туда допускали посетителей. – Отчего-то всегда хочется покурить, когда я думаю об этом времени. Что-нибудь крепкое, чтобы плотно дымилось и заставляло кашлять. – Все повторялось изо дня в день, но для пришедших со стороны казалось тем еще зрелищем. – Это понятно только теперь, тогда, конечно, понятным ничего не казалось. – Длинные коридоры, железная решетка для разделения женщин и мужчин, очень высокие стены и цепи. Там часто бывало очень-очень тихо. Так, что слышно, как кто-то чешется. А иногда, наоборот, кто-нибудь постоянно кричал, что счастлив, просил подойти, а потом начинал кусаться. Или визжал так, что приходилось зажимать уши. Их потом всегда били. – Сейчас во мне много храбрости и желания защитить, но тогда, конечно, все, что было мне доступно, – это страх оказаться на чужом месте. – Я мог долго сидеть с закрытыми ушами, чтобы этого не слышать.

Ты отводишь взгляд, облизываешь обветренные губы и, наверное, о чем-то задумываешься. Мне даже не хочется разгадывать выражение твоего лица. Зачем? Я все равно не умею тебе отказывать нормально, какой смысл теперь расстраиваться. Ты спрашиваешь, я отвечаю. Чем быстрее завалю, тем раньше закончится.

– Что обычно говорят на это другие?

– «У тебя богатое воображение», – отвечаю, поймав твой взгляд.

– И что ты на это отвечаешь?

– Поживите с мое.

А ты вдруг улыбаешься. Ярко и заразительно даже при нашей теме:

– Туше.

Действительно. Нет такого слова, которое может меня задеть. Это довольно сложно – превзойти времена, когда я был задет ежеминутно. Когда вместо постели солома, а вместо душа – ледяная вода и в итоге воспаление легких.

Это моя вторая самая короткая жизнь, но хуже не было даже на войне. Даже когда чума глодала чужие лица. Мне пятьсот шестьдесят пять, а я до сих пор не знаю места страшнее, чем безнадежные подвалы нездоровой психики.

– Я тебе верю, ты помнишь?

Ох, Чоннэ. Во что ты играешь?

– Да. Но лучше, если ты перестанешь.

– Причина? – Уже и стойку менять начал, готовый принимать мои атаки, а потом вдруг раз – и меняешься. – Хотя нет! Стоп. – Вперед руку и мотаешь головой, сам себе возражая. – Не надо контратаки. Покоритесь природе, ваше высочество.

Какие тут контратаки, Чоннэ? Все, что я могу, это обессиленно вздохнуть.

А у тебя вдруг какой-то особенный взгляд. Иной. Выразительный слишком. Ощущение от него такое, будто вокруг все кибернетическое, а я – последнее живое растение, которое ты нашел. Зеленое, наверное, да? С белыми лепестками цветка и синим стеблем. Экзотическое живое растение.

– Я пиздец как хочу тебя поцеловать.

Пар срывается с твоих губ, растворяясь, как сладкая вата на языке. Такая же – сладко-дурманящая – у меня в коленях.

– Если дам себя поцеловать, отстанешь?

– Нет, конечно.

– Секс? – Я же не обижаю, я просто стараюсь держать себя в руках. – Этого хочешь?

– Я тебя хочу. – Руки тоже в карманы этой плотной кожаной куртки. – Себе. Что непонятного?

Все.

– И зачем?

– Заботиться, по утрам будить, ночами не давать спать. – Сладкая вата прямо с губ, только лови. – Любить.

– Любить?

– В точку.

– А если я не тот самый «незнакомец»?

Когда ты улыбаешься, у тебя иногда совсем по-детски озорное лицо. Что-то как будто замышляешь.

– Мы с тобой вечность знакомы, забыл? – Брови вверх, к краю шапки, натурально так удивляешься. – А я помню. Что у твоей фэа есть свой… аэф, верно? Во-о-от. – Высвобождаешь правую руку из теплого убежища и тычешь большим пальцем себе в грудь. – Это я. Твоя пара. Привет. – И ладонь вверх – на уровень лица – действительно как будто только встретились.

Внутри я сотни раз упал с этих качелей из слов, но внешне качаться нельзя. Нельзя.

– Ты вообще слышал, что я тебе говорил?

И опять самозабвенно киваешь. Как ребенок.

– Тебе пятьсот шестьдесят пять лет, из них триста сорок девять ты был эльфом, видишь будущее, потерял бессмертие, сексом не занимаешься, с людьми не водишься. – Заканчивается воздух, и ты вдыхаешь для завершения. – Недотрога.

Мне хочется улыбаться. И в животе все предательски вращается, как в том самом аппарате для создания сладкой ваты.

– Я не вижу будущее, – поправляю.

– Как это не видишь?

Серьезно, что ли, удивляешься?

Я жду всего секунду, убеждаюсь, а потом разворачиваюсь спиной и начинаю идти. Пора обратно. Нам обоим. Еще немного, и ты проспишь все сегодняшние занятия.

– А как же твои карты? – Ускоряешься немного, срываясь с места, чтобы догнать. – Ты же меня тогда в парке просил выбрать.