На языке пламени

Охотившаяся у горловины заводи цапля поднялась и, лениво взмахивая крыльями, полетела через реку в долину, ее серое тело быстро скрылось в сером тумане. Гримстер встал на ее место, потоптался немного, чувствуя, как холод просачивается сквозь резину сапог, затем наблюдал, как река вливается в заводь, как ее течение замирает, а бурные воды, извиваясь, смешиваются со стоячими. На другом берегу под огромными дубами гранитные скалы заросли папоротником и мхом, на нем тяжелыми каплями оседал утренний туман. Гримстер знал — внизу, в холодной глубине ходит рыба. Вынув из кармана потертую жестяную коробку, он выбрал мушку. Это был маленький «Дасти Миллер» с серебристым тельцем, его Гримстер смастерил сам. Утренний ветерок крепчал, поверхность заводи начала рябить. Гримстер знал заводь и в половодье, и в засуху. Во время рыбалки он видел не только взбаламученную воду — он чувствовал и устланную галькой впадину, и ребристый обломок скалы, и валун на каменистом дне. Он уже был во власти рыбалки, и это занятие наполнило жизнь смыслом, радость вселилась в душу, когда он закинул удочку и оглядел извивы лески. Едва мушка погрузилась, он осторожно вывел ее на поверхность и придержал, пока она не оказалась на мели, где клевало чаще. Он смотрел на воду, на леску, туда, где должен был находиться крючок. Мгновенно впитывал все происходящее вокруг, подмечал каждую мелочь; державшие удочку пальцы как будто пронзал электрический ток.

Гримстер стоял как раз посреди заводи, когда и заметил Гаррисона. Тот вышел из-за хижины, его тяжелые шаги ясно различались в неумолчном шуме воды. Гримстер бросил на него быстрый взгляд. Гаррисон был уже на берегу в трех футах над ним. Старый грязный плащ, блестящие от воды резиновые сапоги и поношенная твидовая шляпа с загнутыми кверху полями. Лицо красное и опухшее, на широком тяжелом подбородке — двухдневная щетина. В левой руке он держал сигарету, а в правой — пистолет. Гримстер заметил все это и снова обратил взгляд на воду, машинально повел удочкой, заставил мушку плыть против слабенького течения в завопи.

— Доброе утро, — произнес Гаррисон.

Гримстер кивнул в ответ, не обернувшись.

Гаррисон не спускал с него глаз; когда Гримстер делал шаг вниз по течению, чтобы вновь закинуть удочку, он шел следом. Гримстер не боялся Гаррисона и почти не обращал на него внимания, хотя понимал: тот пришел убить его. Он был уверен — Гаррисон не сможет его убить. Сегодня, во всяком случае.

— Что у тебя за наживка? — спросил Гаррисон.

Только тогда Гримстер заговорил:

— «Дасти Миллер».

Гаррисон затянулся, потом смял окурок и выбросил в воду.

— Был бы я сентиментальным, — продолжал он, оглядевшись, — я бы назвал это подходящим местом в подходящее время для смерти. Твоей смерти. А я надеюсь умереть в постели. От апоплексического удара, вызванного оргазмом.

Гримстер почувствовал, как улыбка тронула его губы. Гаррисон, несший ему смерть, возрождал в нем жизнь.

— Как ты узнал, что я буду здесь?

Гаррисон усмехнулся:

— Рано или поздно ты должен был оказаться на этом месте. Я прихожу сюда уже третий день.

— И каждый раз с пистолетом? — Гримстер трижды закинул удочку в одно и то же место, лишь увеличивая длину лески.

— Да, с пистолетом. Приказ, ничего не поделаешь.

— Чего же ты от меня хочешь?

— Какая разница? Неужели тебя не оставляет любопытство даже сейчас, за несколько минут до смерти?

— Вон как заговорил! Что-то, извини, не своим голосом.

— Раннее утро сделало мою речь напыщенной, Джонни. Извини.

Не из страха, не из желания выиграть время, но потому, что тепло жизни возвращалось к нему, и потому, что он не мог объяснить поведение Гаррисона, а давно уже привык находить причины всему и мог для этого даже притвориться слабым, Гримстер с наигранной искренностью сказал: — Сейчас я готов заключить с тобой сделку.

— Вальда?

Гримстер снова кивнул, не оборачиваясь. У крючка вода вдруг забурлила, потом успокоилась. Рыба подошла к наживке совсем близко. Он пустил мушку полукругом по течению, придержал и немного поиграл ею, надеясь или вернуть ту рыбу, или привлечь новую.

— Боюсь, ты опоздал, — произнес печально Гаррисон и добавил другим тоном: — Чуть не клюнуло. Вчера, когда я стоял тут, рыбы плескались дюжинами.

Гримстер подтянул леску и вновь закинул удочку. В последнюю секунду привычно дернул удилище на себя, чтобы леска не вытянулась до конца и мушка плавно, как живая, поплыла бы вниз по течению, а не противостояла напору воды.

— Значит, ты пришел меня убить?

— Помимо всего прочего, да.

Гримстер понял: большего от Гаррисона не дождешься. Но все-таки, как мало он ни сказал, кое за что уже можно ухватиться.

— Тогда не мешкай, — спокойно сказал Гримстер.

Он размышлял, хватит ли у Гаррисона мужества сделать это. Ведь они близки, как братья, а брат не может убить брата, не оправдав сначала свой грех, не объяснив его другому. Так и случилось.

— С удовольствием подожду, когда ты вытащишь эту рыбу, — отозвался Гаррисон. — Всему свое время.