На игле

— Ведь в каком-то смысле, чувак честно её выиграл. Я помню, как мы договаривались. Устроить складчину и сделать один большой банк, чтобы прибавить игре остроты. А потом всё поровну разделить. Я всё это знаю. Я просто говорю, что с точки зрения закона… — Джэкки попытался объяснить свою позицию.

— Это наша капуста! — оборвал его Ленни. — Гранти знает за хэмпденские расклады.

— Я понимаю. Но я хотел сказать, что с точки зрения закона…

— Заткни свою ёбаную пасть и не возникай, — вмешался Билли, — мы говорим не за точку зрения закона, блядь. Мы говорим за братву. Если б был разговор за точку зрения закона, блядь, у тебя дома не было б никакой мебели, сукин ты сын.

Ленни одобрительно кивнул Билли.

— Мы спешим делать выводы. Может, у него есть серьёзные причины. Может, его ограбили, — предположил Нац; его лицо в оспинах вытянулось и напряглось.

— Может, его кто-то грабанул и увёл всю капусту, — сказал Джэкки.

— Ни один мудак не посмеет ограбить Гранти. Он такой чувак, что сам кого хочешь ограбит, и не потерпит, чтобы ограбили его самого. Если б он пришёл и стал вешать нам на лапшу на уши, я бы послал его куда подальше. — Ленни начинал беспокоиться. Речь шла об общих деньгах.

— Я просто хочу сказать, что глупо таскать с собой такую кучу бабок. Вот и всё, что я хотел сказать, — заявил Джэкки. Он немного побаивался Ленни.

В течение шести лет Гранти никогда не пропускал карточной игры в четверг вечером, за исключением тех случаев, когда был в отпуске. На этого парня всегда можно было положиться. И Ленни, и Джэкки не раз пропускали игру: один занимался разбоем, а другой выставлял квартиры.

Обычай собирать общие, или «отпускные», деньги остался с тех времён, когда все они были подростками и ездили вместе отдыхать на Лорет-Де-Мар. Теперь, позврослев, они ездили небольшими группками, с женой или с подружкой. Странное смешение карточных и общих денег произошло несколько лет назад, во время одной пьянки. Писбо, который тогда был казначеем, в шутку поставил на кон общие деньги. Они сыграли на них для прикола. Их так от этого пропёрло, что они разделили все деньги между собой и понарошку сыграли на них. Теперь всегда, если они были на мели, они играли не на «настоящие», а на «общие» деньги. Это было всё равно что играть на деньги монополии.

Время от времени, когда когда-нибудь «срывал» весь банк, как, например, Гранти на прошлой неделе, они начинали сознавать эксцентричную и опасную природу своего договора. Они были друзьями и считали, что никто из них никогда не подставит другого. Это предположение основывалось на логике и преданности. Они все были повязаны друг с другом и не могли окончательно выйти их игры, даже с двумя тысячами фунтов банка. Выйти из игры значило кинуть остальных. Они постоянно твердили себе об этом. Больше всего они боялись грабежа. Безопаснее было бы хранить деньги в банке. Это было глупое попустительство, коллективная шизня.

Наутро от Гранти не было никаких вестей, и Ленни пошёл на биржу.

— Мистер Листер. Вы живёте недалеко от нашего офиса и вполне можете наведываться к нам по поводу работы каждые две недели. Я не считаю это требование чрезмерным, — напыщенно сказал ему клерк Гевин Темперли.

— Я знаю, где находится ваш долбаный офис, мистер Темперли. Но прошу вас принять во внимание, что я чертовски занятой человек и руковожу несколькими процветающими предприятиями.

— Твою мать, Ленни. Чёртов бездельник. Увидимся в «Короне». Я там завтракаю. В двенадцатом часу.

— Лады. Только не вздумай меня надинамить, Гев. Мне нечем даже заплатить за квартиру.

— Нет проблем.

Ленни спустился в бар и сел за стойкой с «Дейли Рекорд» и пинтой «лагера». Он хотел закурить, но потом передумал. К 11.04 он уже успел выкурить двенадцать сигарет. Так было всегда, если ему нужно было рано вставать. Он слишком много курил. Он курил меньше, если оставался в постели, и поэтому обычно вставал не раньше двух часов дня. Эти правительственные суки, подумал он, решили подорвать его здоровье и полностью разорить его, заставляя так рано вставать.

Последние страницы «Рекорда», как обычно, были заполнены всякой чепухой о «Рейнджерсах» и «Селтике». Саунесс выведал что-то об одном мудаке из второй английской лиги, а Макнилл писал о том, что доверие к «Селтику» падает. Ни слова о «Сердцах». Нет. Немножко про Джимми Сэндисона, с одной и той же цитатой, повторённой дважды, и коротким отрывком, обрывающимся на полуфразе. Ещё небольшая заметка о том, почему Миллер из «Хибсов» всё ещё считает себя лучшим форвардом, хотя команда забила всего три гола за последние примерно тридцать игр.

Ленни вернулся к третьей странице. Ему больше нравились полуодетые тётки из «Рекорда», чем голые — из «Сана». Это развивало воображение.

Краем глаза он заметил Колина Дэлглиша.

— Привет, Кок, — сказал он, не отрываясь от газеты.

Кок придвинул стул к Ленни. Он заказал себе пинту крепкого:

— Новости слыхал? Какое горе…

— Чего?

— Гранти… Ты чё, не слышал?… — Кок посмотрел на Ленни в упор.

— Нет. А что…

— Умер. Перепил малость.

— Ты чё, шутишь? Да ты гонишь, чувак!..

— Я серьёзно. Вчера ночью.