На игле

Они выплыли из двери подъезда в темноту неосвещённой улицы. Некоторые из них демонстративно много болтали, манерно и дергано, другие перемещались бесшумно, как привидения, словно испытывали тайную боль, зная при этом, что это ещё только начало.

Они направлялись в паб, который расположился в осыпающемся здании где-то между Истер-роуд и Лейт-уоком. На этой улице в отличие от соседних дома не чистили пескоструйным аппаратом, поэтому их стены выглядели как легкие курильщика, который выкуривает по две пачки в день. Ночь была так темна, что на фоне неба невозможно было даже рассмотреть контуры здания. Определить их удавалось только благодаря тому, что на верхних этажах горело несколько окон да яркий уличный фонарь был прикреплен к одному из его углов.

Фасад паба был выкрашен густой и блестящей тёмно-голубой краской. Все в нем выдавало то, что построили его где-то в семидесятых годах, когда пивоваренные компании, которым принадлежали пабы, полагали, что все пабы должны выглядеть абсолютно стандартно и иметь как можно меньше различий между собой. Как и другие здания в округе, паб этот за последние двадцать лет практически не подвергался ремонту. На часах шесть минут шестого, и желтые огни харчевни, горящие посреди мокрой, темной и безжизненной улицы, манят зайти внутрь. Прошло, рассуждает Кочерыжка, несколько дней с тех пор, как он в последний раз видел свет. Подобно вампирам, они перешли к ночному образу жизни, полностью утратив связь с миром обычных людей, которые живут в этих домах и сочетают сон с трудовой деятельностью. Как приятно быть не такими, как все!

Несмотря на то что паб открыт всего несколько минут, в нем полным-полно народу. Внутри — длинная стойка, покрытая пластиком и снабженная несколькими пивными насосами и кранами, побитые столы, облицованные тем же пластиком и шатко стоящие на грязном линолеуме. За баром возвышался несоразмерно грандиозный сервант из резного дерева. Болезненный желтый свет лампочек без абажуров отскакивал от покрытых никотиновыми пятнами стен.

В пабе изрядное количество закончивших смену рабочих с пивоварни и медицинского персонала из больницы, для каковой публики, собственно говоря, и существуют заведения, открытые в такое время. Но, кроме них, наблюдается и более отчаянный контингент — те, кто пришел в питейное заведение гонимый нуждой.

Группа, вошедшая в паб, тоже была гонима нуждой — нуждой в том, чтобы при помощи постоянного приёма алкоголя поддержать или, скорее, вернуть состояние опьянения и тем самым преодолеть особо лютое и гнусное похмелье. Кроме того, имелась у них нужда и высшего порядка — потребность находиться рядом, принадлежать друг другу, подчиняться во всем той силе, что сблизила их за несколько дней пьянки.

Их появление в пабе заметил старый пьяница неопределенного возраста, который прислонился к стойке бара. Лицо этого мужчины обезобразило неумеренное потребление дешёвых спиртных напитков и долгое знакомство с ледяными ветрами Северного моря. Казалось, что на лице этом полопались абсолютно все кровеносные сосуды, так что оно стало напоминать недожаренные квадратные сосиски, которые подавали в местных кафе. Холодные голубые глаза мужчины резко контрастировали с его лицом, хотя белки по цвету ничем не отличались от грязных стен паба. Когда шумная толпа молодежи ввалилась в паб, пьяница нахмурил лоб, словно пытаясь что-то припомнить. Вполне возможно, думал пьяница с горечью, он приходится отцом одному из этих молодых людей, а может быть, и не одному. В те времена, когда женщины определенного сорта ещё находили его привлекательным, он породил на свет несколько отпрысков. Это случилось ещё до того, как алкоголь испортил его внешность и превратил его некогда злой и острый язык в инструмент, способный воспроизводить только невнятное мычание. Он посмотрел на того молодого человека, который первым привлёк его внимание, и собрался что-то сказать ему, но затем передумал, поскольку сказать-то, в сущности, было нечего. А юноша вообще не заметил его, всецело поглощенный мыслью о предстоящей выпивке. Старый пьяница видел, что молодому нравится и выпивка, и общение с друзьями. В его же жизни теперь оставалась только выпивка: друзья все исчезли, а образовавшуюся после их исчезновения пустоту стремительно заполнил алкоголь.

Меньше всего на свете Кочерыжка хотел сейчас ещё одну кружку пива. Перед тем как они вышли на улицу, он изучил своё, отражение в зеркале, висевшем в ванной у Доуси дома. Бледное лицо усеивали пятна, а тяжелые, опухшие веки, казалось, готовы были вот-вот захлопнуться, навсегда отгородив их владельца от окружающей реальности. Довершали эту картину слипшиеся и вставшие торчком пучки волос, похожие на грязную солому. Возможно, бурчащие кишки успокоятся, подумалось ему, если выпить томатный сок, а обезвоживание организма можно преодолеть при помощи свежевыжатого апельсинового сока и лимонада, а уж потом снова налечь на алкогольные напитки.