Как только бальзам подействовал, Кочерыжка заорал от нестерпимой боли. Он корчился в припадке, пытаясь порвать свои путы, чувствуя себя так, словно ему отсекли кончик члена острой бритвой.
— Блядский рот! Кочерыжка, извини, пожалуйста, — сказала изумленная Лора.
Она помогла ему выбраться из постели и отвела в туалет. Он шел вприпрыжку следом за ней, ослепленный слезами боли. Наполнив раковину водой, Лора отправилась на кухню искать нож, чтобы разрезать липкую ленту.
С трудом удерживая равновесие, Кочерыжка засунул свой болт в воду, но тут его обожгла такая боль, что он невольно отшатнулся от раковины, поскользнулся и рухнул, ударившись головой о край туалетного бачка и рассекши себе бровь. Вернувшись, Лора увидела, что Кочерыжка лежит без сознания на полу, а густая темная кровь сочится из его разбитого лба на линолеум.
Лора вызвала «скорую помощь». Кочерыжка очнулся уже в госпитале с сильным сотрясением мозга и шестью швами над глазом.
Ему так и не удалось трахнуть Лору в задницу. Ходил упорный слух, что разочарованная Лора тут же позвонила Кайфолому, который приехал к ней и подменил павшего товарища.
Вскоре после этого несчастья Кочерыжка переключился на Николу Хэнлон,
— Э-э-э… странно, малышка Ники на вечеринку, типа, не пришла… ну, малышка Ники, прикинь, типа? — сказал он Гэву.
— Ага. Конченая блядь. Дает кому хочешь в любую дыру, — мимоходом сообщил Гэв.
— Да?
Заметив плохо замаскированные тревогу и беспокойство на лице Кочерыжки, Гэв продолжил, внутренне ликуя, но стараясь говорить при этом сухим деловым тоном:
— Ага. Я с ней пару раз перепихнулся. Ебля первый сорт. Кайфолом тоже, типа, отметился, потом Рента, да и все остальные. Думаю, и без Томми не обошлось. Он однозначно увивался вокруг неё одно время,
— Да? Ну, типа, ладно…
Кочерыжка одновременно испытывает разочарование и прилив оптимизма. «Надо почаще бывать трезвым, — думает он, — а то не замечаю, что творится у меня под носом».
За столом Бегби тем временем приходит к выводу, что ему следует подкрепиться:
— Я жрать хочу, как мамонт! Дайте мне какой-нибудь хавчик, а потом снова, бля, навалимся на бухло.
Он раздражённо осматривает ноздреватую, пожелтевшую от никотина стойку с надменным видом аристократа, оказавшегося в затруднительных обстоятельствах. Только тут он и замечает стоящего возле стойки старого пьяницу.
Всё ещё темно, когда они выходят из паба я перемещаются в кафе на Портланд-стрит.
— Полный завтрак для всех, — говорит Бегби с воодушевлением и смотрит на остальных.
Все, кроме Рентона, одобрительно кивают.
— Не-а. Я мяса не ем, — говорит он.
— Я могу сожрать за тебя твой бекон, сосиску и кровяную колбасу, — предлагает Бегби.
— Ага, кто бы сомневался, — саркастически отзывается Рентой.
— Ах ты, сучонок! Ну ладно, так и быть, я отдам тебе в обмен мою блядскую фасоль с яичницей!
— Хорошо, — вроде соглашается Рентой, но затем поворачивается к официантке и спрашивает: — А вы жарите на растительном масле или на жире?
— На жире, — отвечает официантка, глядя на него как на имбецила.
— Да забей ты на это болт, Рента. Какая тебе разница? — говорит Гэв.
— Марк имеет право есть, что ему нравится, — вступается за Рентой а Келли.
Элисон кивает. Марку кажется, что он выглядит словно сутенёр в окружении верных подруг.
— Ты, Рента, всегда, умеешь обламывать кайф, как последний гондон, — рычит Бегби.
— Чем же и кого обломал? Булочку с сырным салатом, пожалуйста, — говорит он официантке.
— Нет, нам всем, блядь, полный завтрак! — перебивает его Бегби.
Рентой не верит собственным ушам. Ему хочется послать Бегби куда подальше, но вместо этого он подавляет первый порыв и отрицательно качает головой:
— Я не ем мясо, Франко.
— Это всё это ёбаное вегетарианство! Чьи-то ёбаные говённые выдумки! Тебе нужно есть мясо! Колешься всяким говном и смеешь при этом рассуждать о том, что тебе, на хуй, можно, а чего тебе нельзя. Я сейчас обосрусь от смеха!
— Мне просто не нравится вкус мяса, — говорит Рентой, чувствуя, как глупо он выглядит и как все кругом потешаются над ним.
— Только не вздумай гнать пургу, что тебе жалко ёбаных зверушек! Вспомни, как мы вместе херачили по собакам и кошкам из духового ружья. А как мы вместе с тобой голубей, блядь, поджигали? А петарды скотчем к белым мышам разве не мы с тобой клеили, Рента?
— Да мне насрать на то, убивают животных или нет, — пожимает плечами Рентой, смущённый тем, что его детские жестокие шалости теперь стали известны Келли. — Я их просто есть не люблю.
— Ты, однако, сволочь редкостная, — фыркает Элисон, покачивая головой. — Я не понимаю, как можно вообще по собакам стрелять.
— А я не понимаю, как можно убивать свиней и есть их после этого, — показывает пальцем Рентой на бекон и сосиску у неё на тарелке.
— Это не одно и то же.
Кочерыжка оглядывается по сторонам: