— Полегче, Билли. — Ленни схватил Билли за руку, не сводя взгляда с его лица. — Что это на тебя нашло? Джейки-то в чём виноват?
— В чём он виноват? Я долго держал рот на замке, но этот хитрожопый ублюдок на этот раз зашёл слишком далеко. — И он показал пальцем на распростёртое тело Джейки, чье распухавшее на глазах лицо начинало выглядеть от этого более вороватым и хитрым, чем обычно.
— Объяснил бы, блядь, хуй ли произошло, — сказал Наз.
Билли проигнорировал этот вопрос и спросил, обращаясь к Джейки:
— И как долго это продолжалось, а?
— Не понимаю я, о чём этот пидор говорит, — сказал Джейки слабым голосом, но в словах его не чувствовалось уверенности.
— Канарские острова, ёб твою мать! Говори, где ты встречался с Фионой!
— Ты совсем спятил, Билли, — покачал головой, Джейки. — Ты что, не слышал, что соседка сказала?
— Фиона приходится моей Шэрон сестрой, а ты думаешь, что я глух и слеп и ничего не знаю? Говори, как давно ты начал её трахать, Джейки?
— Это было всего-то один…
Ярость Билли словно заполонила собой всю лестничную площадку, к тому же он чувствовал, как такая же ярость вскипает в груди у каждого из друзей. Он наклонился над Джейки, словно грозный ветхозаветный бог, готовый покарать грешника.
— Всего-то один раз? И ты уверен, что Гранти ничего об этом не знал? Кто знает, не это ли убило его? Не от того ли у него мотор накрылся, что он узнал, что гондон, которого он считал своим лучшим другом, вправляет его тёлке?
Ленни смотрел на Джейки, трясясь от гнева. Когда он затем обернулся и посмотрел на остальных, то увидел, что глаза у них пылают от негодования. В мгновение ока они без слов поняли, что имел в виду каждый из них.
Вопли Джейки разносились по пустому подъезду, пока они волокли его, пиная на ходу, с площадки на площадку. Напрасно он пытался прикрыться от ударов, всё ещё надеясь, несмотря на ужасную боль и охвативший его страх, что, когда расправа закончится, он будет ещё в состоянии уехать навсегда из Лейта, чтобы не возвращаться в него никогда.
ОПЯТЬ СЛАЖУ
Путешествуйте железнодорожным транспортом
Ну, бля, и дела! У меня голова охуенно раскалывается сегодня утром, вот что я вам, мать вашу, скажу. Кидаюсь прямиком к грёбаному холодильнику. Ура! Две бутылки «Бекс». Самое то, что мне нужно. Я заливаю их в себя за рекордно короткое время. Мне сразу становится лучше. Надо поторапливаться, однако.
Она всё ещё, блин, дрыхнет, когда я возвращаюсь в спальню. Вы только на неё посмотрите — ленивая жирная пизда. Только потому, что у неё в животе этот спиногрыз хуев, она считает, что имеет право валяться весь день в ёбаной постели… ну да ладно, не о том речь. Так что я, короче, пакуюсь… эта блядь могла бы и постирать мои ёбаные джинсы… «Ливайс-501»… и куда же они задевались, кстати… вот они. А ей на всё насрать.
Вот она просыпается.
— Фрэнк… что ты делаешь? Куда ты собрался? — говорит она мне.
— Сваливаю на хер. Резко сваливаю, — говорю я, даже не оборачиваясь.
Куда, бля, девались носки? С похмелья и так на все уходит в два раза больше времени, а тут ещё эта сраная корова капает мне на мозги.
— Куда ты собрался? Куда, я спрашиваю!
— Я же тебе сказал, мне надо резко сваливать. Мы с Лексо провернули тут кое-какое дельце. Не буду распространяться на эту тему, но мне лучше закочумать на пару недель. Если какая-нибудь блядь из полиции заявится сюда, скажи, что хуй знает, когда меня последний раз видела. И что вообще ты думала, что я давно в тюряге. Короче, ты меня не видела, врубилась?
— Но куда ты собрался, Фрэнк? Куда ты собрался, мать твою?
— Это только мне знать, бля, положено, а ты обойдёшься. Не будешь знать, где я, ни одна сука из тебя не сможет это выколотить, — говорю я.
И тут эта ёбаная швабра вскакивает и начинает верешать, что я не могу взять и свалить просто так. Я врезаю ей прямо в её вонючий рот, а затем пинаю в её вонючую дыру, и тогда эта блядь падает на пол и начинает скулить. Она, бля, сама виновата — я же ей, дуре, объяснял, что так будет с каждым, кто будет с нами разговаривать как с последним гондоном. Так уж у меня, на хуй, заведено — не хочешь, не ешь.
— РЕБЁНОК! НАШ РЕБЁНОК! — воет она.
Я, типа, передразниваю её:
— РЕБЁНОК! НАШ РЕБЁНОК! Заткни свою вонючую глотку, и чтобы я больше ни слова не слышал о твоём вонючем ребёнке!
Тогда она принимается завывать как ветер в трубе, лёжа на полу.
Кто его знает, может, этот говённый ребёнок и вовсе не мой. Кроме того, у меня уже бывали дети раньше, от других тёлок. Я эту историю наизусть знаю. Они думают, что стоит родиться спиногрызу и ты уже на крючке, и тут ты их обламываешь по полной. А что такое спиногрызы, это уж я знаю — сплошной геморрой с утра до вечера.
Бритвенный прибор. Он мне, бля, позарез нужен. Там у меня кое-что припрятано.
Она все ещё разорялась на тему, как ей больно и что срочно нужно вызвать врача и всё такое. Но у меня на это дерьмо совсем не было времени, поскольку я уже охуительно опаздывал — спасибо этой ёбаной прошмандовке. Мне надо резко сваливать.