Беру тару с фруктами-ягодами, прохладительные. Гордо чешу в спальню козла.
Уселась по-турецки на предусмотрительно расстеленную кровать. Ставлю рядом миску.
Горбач разместил вискарь на компьютерном столе. Налили. Забрал колу, отправил туда же.
– За конец школьных мучений и начало мучений университетских?
Чокаемся. Выпиваем. Возвращаю стакан на твёрдую поверхность.
– Приличная штука. Не то чтобы я разбиралась, но идёт легко. С абрикосами должно быть вкусно. Кости раскидывать не буду.
Разламываю пополам абрикос, кусаю, течёт по рукам и губам. Артём быстро подсуетился – метнулся за салфеткой.
Сел рядом, вытер сам… Укусила вторую половинку – качнулась к нему ртом с торчащей из него частью фрукта. Откусил. Прожевал, проглотил, почти не отрываясь… Начинает играть «Калифорникейшн»…
Целует в губы. Тянется ко мне за спину. Убирает миску на пол, не отодвигаясь. Нависает. Рукой сзади расстёгивает лифчик. Укладывает на спину. Оказывается между ног. Приподнимается, снимает футболку, расстёгивает длинные джинсовые шорты. Встаёт в планку. Ждёт.
Стаскиваю их. Добивает процесс ногами сам.
Гладит руками по лбу, щекам, волосам:
– Ты уверена?
– Нет.
Опять целует в губы. Сжимает правой ладонью грудь, проводит от рёбер к талии, бедру. Языком по шее спускается к ключице, соску. Чувствую, как касается рукой паха, лобка, давит на клитор через ткань. Вращает пальцами.
Где‑то на фоне Boulevard of broken dreams…
Возвращается наверх. Шепчет в ухо:
– Сначала кончишь ты… Только потом я… Если захочешь…
Сползает вниз. Стаскивает мои трусы. Начинает делать куннилингус. Сначала водит языком вверх-вниз, долго, нежно. Теперь взял клитор в рот – слабо покусывает в одном темпе кончик. Кладёт руки мне на самый низ живота, слегка надавливает.
Задерживаю дыхание, ноги немеют. Кончаю на выдохе со стоном, даже криком. Не останавливается. Поменял тактику: начал сосать. Ладонями держится за «поручни» сбоку от тазовых костей, сильно сжимает.
Опять нарастает возбуждение. Опять не дышу. Опять кончаю.
Подо мной просто лужа. Проводит пальцами. Вводит указательный и средний. Языком всё ещё касается клитора. Никуда явно не спешит и не собирается.
Вот терпение у человека… Целеустремлённый парень – сразу видно!
Что он там ищет пальцами… Сдвинул влево… дёргаюсь! Значит, нашёл… меня опять трясёт. Артём продолжает – монотонно, не сбиваясь, медленно. Теперь ускорился. Накатывает слабость. Потом конвульсии. Даже дыхание задерживать не надо. Кончаю в третий раз.
Беру его за голову, тяну вверх. Целую в губы, практически слизываю собственную смазку.
Упирается трусами мне в пах, каждое прикосновение к промежности – очередная конвульсия.
– Войди членом, прямо сейчас… Стоп. Презерватив…
Беспрекословно тянется в верхний ящик компьютерного стола. Достал. Отодвинулся. Почти поднёс к зубам упаковку. Хватаю локоть. Говорю:
– Это ты зря. Так может порваться.
Забираю фольгу. Раскрываю. Освобождаю только член из трусов. Надеваю на него «резиновое изделие номер два».
Тёма опять опускается вниз. Обхватывает ладонями мои виски. Развожу шире ноги. Без помощи рук вошёл.
Тело отзывается на каждое движение. Этот гад опять коси′
т членом влево. Действительно, нашёл! Вибрирующим голосом спрашивает:– Попробуешь ещё раз кончить? Я постараюсь… хм… дышать…
Мотаю головой. Обхватываю одной рукой спину, другой шею сзади. Прислоняюсь губами к уху:
– Кончай…
Ускорился. Тихо застонал. Член запульсировал внутри. Навалился. Придавил животом. Какое‑то время лежал. Спохватился. Опёрся на локти…
Артём
Первое, что пришло АраГору в голову, когда очухался, было: «Рассвело. Ну, значит, доброе утро».
Кроме этой бессмысленной фразы – пустота.
Аля не шевелилась, просто лежала неподвижно на одеяле – голая, медные кудри вразлёт по подушке.
Тёма бросил взгляд на лицо девушки – спокойное, ничего не выражающее лицо. Может, задумчивое, может, грустное, а может, показалось.
Попробовал поцеловать в губы. Она отвернулась – нелепо клюнул в щёку.
Откатился к стенке. Спросил:
– Пить хочешь?
– Не-а.
– Тебе не понравилось?
Молчание. Девушка как будто его не слышала. После короткой паузы произнесла:
– Хотя знаешь, давай чаю. Или нет, лучше кофе, если есть. Трезветь надо…
– Сейчас сварю. С сахаром?
– Без.
– Молоко?
– Нет, спасибо. Варишь в турке?
– Ага.
– Тогда две столовые ложки кофе на стакан воды.
– Аль, ты серьёзно? Давление шибанёт, или сердце выскочит.
Девчонка криво усмехнулась. Появились незнакомые, трудно уловимые морщинки в уголках глаз:
– У меня пониженное. А сердца нет, как выясняется… Дуй уже.
Юноша хмыкнул, подтянул трусы, отправился кулинарить. В течение примерно пяти минут в дверном проёме появилась обнажённая, босая Аля. Уточнила:
– Какое полотенце в ванной можно взять?
– Любое. Но лучше чистое. Иди – принесу.
– Спасибо.
Когда тёмно-коричневая жидкость закипела, АраГор дважды перемешал, на третий раз снял с огня джезву. Сразу разлил по чашкам.
Отправился в гостиную, вытащил два больших махровых полотенца из комода.
Постучался в дверь санузла. Открыл, не дожидаясь ответа. Его обдало густым паром. Зеркало запотело. Спохватился: