Родительский контроль требовал, чтобы правила ночных ухаживаний соблюдались как в одежде, так и в поведении. Основанием для подобных ограничений был категоричный запрет на половые отношения, которые уменьшали шансы девушки на замужество. От юношей в Савойе требовали приносить клятву в том, что они не посягнут на девственность девушки, а кавалеры Новой Англии непорочность «рассматривали как священный кредит». В некоторых местностях от обеих сторон ожидалось, что они будут сидеть, но чаще молодые лежали рядом друг с другом в постели девушки. Скромность требовала, чтобы юноша снял лишь камзол и туфли, если он вообще что-то снимал. В Норвегии молодая девушка, незнакомая с обычаями той деревни, откуда был ее ухажер, громко запротестовала, когда он начал стягивать куртку. «Стянешь свою куртку, — воскликнула она, — а там и брюки снимешь!» Девушки оставались в сорочках или нижних юбках, которые в Уэльсе порой связывались снизу. В Шотландии, наоборот, связывались бедра девушки с целью символически отметить важность целомудрия. Немецкий путешественник сообщал об Америке той эпохи: «Говорят, что если обеспокоенная мать имеет хоть какие-то сомнения относительно добродетели дочери, то она принимает меры предосторожности, засовывая обе ноги дочери в один большой чулок». В Новой Англии также в ходу были «доски для
Не многие парочки умудрялись заснуть. В Нидерландах, согласно свидетельству Файнса Морисона, ночи посвящались «пирушкам и совместным разговорам». Предполагалось и физическое общение, но в малых дозах, если не во время первого визита, то в ходе последующих: оно включало в себя теплые объятия и поцелуи. «Обжимания и бесстыдства» — так это описывалось в одном валлийском стихотворении. Зачастую далее следовали формы сексуальной игры, не предполагающие соития как такового, но «подходящие вплотную к тому, что предназначено исключительно для брака», как замечал некий французский путешественник, посетивший Америку. У скандинавов довольно ясно оговаривалось, какие части тела можно ласкать, как, впрочем, и у русских. Так, в XIX веке ухажерам в некоторых российских губерниях запрещалось трогать грудь своих подружек. (С другой стороны, в одном из сел Новгородской губернии допускалось, чтобы парень трогал гениталии девушки.) Среди крестьянского населения, для которого грубые игры были равносильны выражению страсти, нежные ласки порой уступали место увесистым шлепкам. Более того, пошлепывание друг друга по задней части трактовалось как испытание здоровья любовника и его физической выносливости, что имело важное значение при выборе потенциальных суженых в сельских общинах. На случай если, несмотря на предосторожности, сексуальные игры выходили бы за пределы дозволенного, поблизости должны находиться члены семьи: порой родители бодрствовали в той же комнате, что и дуэньи, сопровождающие повсюду девушек. По большей части доверяя честности дочерей, отцы и матери всегда готовы были вмешаться, если в этом возникала необходимость. «Горе ему, — рассказывал современник, — если хоть малейший крик исходит от нее, ибо тогда все обитатели дома врываются в комнату и бьют любовника за его чрезмерную пылкость»33
.Но даже самые достойные намерения могли быть сметены внезапным приступом страсти. «В уютной постели может произойти много несчастий», — предупреждала валлийская песенка, а написанная в Коннектикуте в 1786 году баллада подтверждала: «Ни пуговица, ни шнурок, ни даже запертый замок / Не смогут вожделение сдержать»[51]
.По обе стороны Атлантики моралисты предсказывали наихудший исход, если «пламя» находится «слишком уж близко к труту», по выражению одного французского рассказчика. Уцелевшая статистика, пусть и скудная, подтверждает, что страхи были небезосновательны. Вне зависимости от комбинации причин, которые к тому приводят, показатель численности внебрачных рождений в Новой Англии в XVIII веке значительно возрос — приблизительно в то же самое время, когда получил широкое распространение обычай