На исходе дня. История ночи

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ СОН, КОТОРЫЙ МЫ ПОТЕРЯЛИ Ритмы и обличения

I

Мы просыпаемся, и вокруг нас только один общий мир, но, когда мы спим, каждый из нас обращается к собственному, тайному миру.

Гераклит (ок. 500 г. до н. э.)¹

"Я проснулся, но еще не время вставать, к тому же я еще не выспался… Я проснулся, но не чувствую ни боли, ни страдания, ни страха, присущих тысячам людей». Такова молитва XVII столетия, предназначавшаяся для глубокой ночи. Будто бы недоставало болезней, скверной погоды и блох — в доиндустриальных обществах существовала еще какая-то иная, даже более заурядная причина нарушения сна, хотя не многие из современников считали ее таковой. Это ночное прерывание сна было настолько привычным, что в ту пору оно редко становилось предметом обсуждений. Редко подвергалось оно и внимательному изучению историков, еще реже — систематическому научному исследованию. Но сельские жители в начале XX века знали о нем как о неотъемлемой обыденности более ранней эпохи². Некоторые, вероятно, так считают и сегодня.

До окончания раннего Нового времени ночной сон у западных европейцев, как правило, делился на две части, интервал между которыми, продолжавшийся час или чуть больше, проходил в тихом бодрствовании. Ввиду отсутствия подробных описаний ключ к пониманию существенных черт этой сложной структуры отдыха дают фрагменты источников на нескольких языках — от юридических показаний до дневниковых записей и произведений художественной литературы. Начальная фаза сна обычно считается «первым сном» или, реже, «первой дремотой», или «глубоким сном»³. На французском языке этот термин звучит как premier sommeil, или premier somme⁴, на итальянском — primo sonno, или primo sono⁵, на латыни — primo somno, или concubia node⁶. Следующая фаза получила название «второго», или «утреннего», сна, тогда как пробуждение между ними не имеет никакого названия, кроме общего термина «бодрствование». В двух текстах упоминается время «первого пробуждения»⁷.

Продолжительность обеих фаз сна была приблизительно одинаковой, при этом какое-то время после полуночи занимало бодрствование, а затем вновь наступал период отдыха. Не все, конечно, спали по одному расписанию. Чем позже вечером человек ложился спать, тем позже он просыпался от начального сна; или если он засыпал за полночь, то мог не проснуться до рассвета. Так, в «Рассказе сквайра» из «Кентерберийских рассказов» Канака вечером заснула «вмиг, как только легла в постель» и проснулась от «первого сна» ранним утром; а ее компаньоны, уснувшие гораздо позже, «проспали все до той поры, как новый день воссиял»[93]. В сатире Уильяма Болдуина «Остерегайтесь кошки» (Beware the Cat) описывается ссора между главным героем, «только что отправившимся спать», и двумя его соседями по комнате, которые «уже спали» своим «первым сном»⁸.

Мужчины и женщины относились к обеим фазам сна так, будто перспектива пробуждения в середине ночи была общеизвестной и не требовала разъяснения. «В полночь, когда вы пробуждаетесь от сна», — писал поэт эпохи Стюартов Джордж Уитер, а по мнению Джона Локка, «то, что все люди спят с перерывами» является обыденной стороной жизни, распространяющейся также и на гораздо менее разумные создания⁹. По свидетельству каталонского философа Раймунда Луллия, primo somno продолжался с середины вечера до раннего утра, тогда как Уильям Харрисон в своем «Описании Англии» (Description of England; 1557) рассказывал о «глухой, или глубокой, ночи, то есть полуночи, когда люди спят своим первым, или глубоким, сном»¹⁰.

То, что «первый сон» длился определенный период времени, а за ним следовал период бодрствования, подтверждалось свидетельствами из повседневной жизни. Обычно в описаниях говорится, что проснувшиеся «имели», «приняли» или «получили» свой «первый сон». В шотландском юридическом документе начала XVII века упоминается Джон Кокберн, ткач, «уснувший первым сном и позднее пробудившийся», в то время как в «Трактате о привидениях» (A Treatise of Ghosts; 1588) Ноэля Тайльпье прямо упоминалась «полночь, когда мужчина просыпается от первого сна». «Итак, я поспал первым сном, — заявляет главный герой пьесы „Эндимион" (Endimion; 1591), — который был коротким и спокойным»; а слуга Клаб из пьесы Джорджа Фаркера «Любовь и бутылка» (Love and a Bottle; 1698) говорит: «Думаю, что я заснул первым сном после полуночи». «Я чувствую себя более бодрым, — заявляет Рампино в „Несчастных влюбленных" (The Unfortunate Lovers; 1643), — чем больной констебль после первого сна на холодной скамье»¹¹.