На исходе дня. История ночи

Наблюдательный человек заметит, что ночь не столько спускается, сколько поднимается. Сначала тени затопляют долины, а затем медленно карабкаются вверх по пологим склонам холмов. Лучи угасающего светила, известные как «солнечные ростки» (sunsuckers), рвутся вверх из-за облаков, как будто кто-то втягивает их в завтрашний день. Пастбища и леса покрыты мраком, а небо на западе все еще алеет, даже если солнце уже скрылось за горизонтом. Если бы ориентиром земледельцу служил небесный свод, то он продолжал бы трудиться, но растущие тени торопят его уйти. Среди мычащих коров и спустившихся на землю грачей снуют в поисках укрытия кролики. Сипухи взлетают над зарослями вереска. Своим свистом, напоминающим перекличку убийц-заговорщиков, они вселяют тревогу в мышей и людей, ведь и те и другие с раннего возраста приучены бояться этих пронзительных звуков, предвещающих смерть. По мере того как угасает дневной свет, пейзаж выцветает, становится блеклым. Заросли кустарника словно разрастаются, теряют четкие очертания. Ирландцы говорят, что вечер наступает тогда, когда трудно различить, человек перед тобой или куст. Еще более зловеще звучит итальянская поговорка «Когда исчезает разница между гончими псами и волками»².

Ночную темень, кажется, можно потрогать руками. Сумерки не приходят, они сгущаются. Черная мгла накрывает путников, она не столько видна, сколько ощутима. Именно так в Ветхом Завете описывается тьма, постигшая Древний Египет. Многие верили, что с заходом солнца с небес на землю спускаются ядовитые «ночные туманы», «гибельные пары», несущие холод и промозглую сырость. В представлении людей ночь «падала», наступала. Нет больше дневного воздуха, прозрачного и теплого. Эпидемией, мором расходится тьма по пригнувшимся к земле деревням, заражая округу «злокачественными» туманами: Шекспир описал это как «день больной» (the daylight sick). «Но торопитесь, — предупреждает герцог Винченцо в пьесе „Мера за меру" (1604). — Уж скоро ночь туманная настанет»[2]³.

Сумерки, cock-shut, grossing, crow-time, daylight's gate, owl-leet[3]. В английском языке найдется немало ассоциативных идиом для обозначения времени суток, когда день соскальзывает в небытие, во тьму, а в ирландском гэльском только для описания периода между полуднем и наступлением сумерек имеется четыре разных термина. Ни одна из других частей суток не вдохновила человека на создание столь богатой терминологии. И до наступления эпохи индустриализации, безусловно, для жизни людей не было более значимого времени. Для большинства из них привычным термином, связанным с наступлением ночи, стал термин «закрытие» (shutting-in): пора запирать двери, задвигать засовы, захлопывать ставни, спускать с цепи сторожевых собак. Ибо ночь с ее противоестественной темнотой рождала неведомые опасности, реальные и воображаемые. И, как ни странно, больше всего причин для страха перед этими «отпрысками» ночи было у тех, кто жил в период между эпохами Возрождения и Просвещения.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ В ТЕНИ СМЕРТИ

Крайняя степень жестокости. Из серии «Четыре степени жестокости» (1751). Гравюра Дж. Ромни с живописного оригинала У. Хогарта

ПРЕЛЮДИЯ

Никогда не здоровайся с незнакомцем ночью, ибо это может быть демон.

Талмуд¹

Ночь — древнейший и навязчивый кошмар — стала первым неизбежным злом для человека. Когда подступали темнота и холод, наши предки, вероятно, ощущали глубинный страх, и прежде всего они боялись, что солнце может не взойти на следующее утро.