На исходе каменного века

Гал нетерпеливо ждал близящегося праздника Самой Короткой ночи: тогда он станет воином, возьмет Риа в жены, и у рода Сокола тоже будет свой бочажок для вымачивания кож…

С кабаном охотники управились быстро — шкуру снимать незачем. Его достаточно выпотрошить и промыть в ручье.

Мужчины дома — у ланнов радость и довольство. Племя готовилось к долгожданному обеду, а вечером на площадке вспыхнет большой костер — дров понадобится много!

Молодежь отправилась за сушняком. Гал и Рун держались вместе. Рун все время молчал, Галу тоже было не до разговоров: болели раны и ссадины. Когда принесли по последней вязке дров, Гал отозвал Руна в сторону, достал из поясного кармана камень.

— Ты спас Риа и меня — возьми.

Это был голубой алмаз. На свету он вспыхивал чистым голубым пламенем. Рун пришел в восторг от редкого камня, но от подарка отказался.

— Оставь себе, — выговорил с усилием. — У брачного костра я буду танцевать с Риа…

Запретить неженатому ланну танцевать с понравившейся ему девушкой никто не имел права, но слова Руна удивили и огорчили Гала. Отныне Рун встанет у него на пути так же упрямо, как один лось перед другим. Гал, конечно, никому не уступит Риа — и Руну! — но ему не хотелось бы вызывать своего друга на поединок, неизбежный в случаях, когда мужчины не могут поделить между собой женщину.

Споры у ланнов вспыхивали нередко — из-за женщин, из-за добычи на охоте, из-за места в пещере или у костра. Правым всегда считался сильный, а сильного выявляла лишь борьба. Такие поединки ослабляли племя, но ничто не могло устранить их, так как причин для ссор всегда было достаточно.

И все-таки Гал надеялся избежать стычки с Руном: Риа не допустит поединка между ними! Руну ведь хорошо известно, что она — из тех, кто сами выбирают себе мужа…

— Рун, пусть Риа сама решит, с кем ей исполнить брачный танец. Я не хотел бы скрестить с тобой палицы.

— Пусть будет так, — помолчав, согласился Рун. — Я тоже не хотел бы сражаться с тобой.

— Возьми. Это — от меня.

Рун взял алмаз. Они разошлись, не сказав больше друг другу ни слова. Галу захотелось побыть одному, но бедро у него болело — с такой раной нелегко подняться на скалу Сокола, лучше оставаться дома. Да и обед скоро.

* * *

Над жаркими углями костра оленья туша посветлела, покрылась аппетитной корочкой. Еще привлекательнее выглядела кабанья туша, с которой на раскаленные камни костра капал жир, распространяя вокруг сладкий аромат. Ланны все чаще поглядывали на костер, подходили ближе — Нга, распоряжавшаяся у огня, гнала всех прочь. Нга умела приготовить мясо, сделать его мягким и сочным. Другие женщины тоже умели, но ни одна из них не решалась открыто соперничать с ней. Нга превосходила их силой, и они признавали ее право первенствовать у костра.

Наконец Нга объявила, что обед готов. В эти последние минуты перед пиршеством ланны были полны нетерпения: вскоре они насытятся, и наступит пора любви. Взрослые разойдутся по своим спальным местам, и только к вечеру все снова соберутся на площадке. Мужчины расскажут, что видели на охоте, а женщины — что пережили во время минувших ливней, когда на небе полыхали огненные стрелы, а к пещере пришел леопард…

Ланны поспешили к мясу, соблюдая при этом порядок, заведенный предками. Раньше всех свои места заняли вожди племени Урбу и Рего. Рядом с ними сели воины, отличившиеся на охоте. Далее разместились мужчины, не пользовавшиеся особым уважением у соплеменников. Женщины располагались за своими мужьями и получали мясо из их рук, которое затем распределяли между своими детьми. На самых неудобных местах, за спинами мужчин, их жен и детей, стояли вдовые и незамужние женщины, старики и осиротевшие дети. Мясо им доставалось в последнюю очередь, после того, как все остальные брали себе по куску, достаточному для того, чтобы насытиться. Никого не удивляло, если старикам, одиноким женщинам и детям-сиротам оставались лишь кости.

Таков был обычай. Даже Луху, помнящая старые легенды, не могла бы сказать, что у ланнов когда-то делалось иначе. В свое время мудрый вождь Суа попытался изменить обычай, но его попытка кончилась неудачей. Древний закон был сильнее Суа, он оберегал право сильного, и он же обрекал сильного на положение неудачника, если несчастье, болезнь и старость ставили его в число слабевших…

Сначала мясо брали себе вожди и самые сильные воины, потом остальные воины, и лишь после них ели вдовы, дети-сироты и одинокие старики. О больных ланны вспоминали только после обеда и тогда давали им, что оставалось.

Нередко из-за обеденного мяса вспыхивали ссоры. Тогда судьей выступал вождь. Это было естественно и никого не удивляло. Ланны чтили закон сильного, как чтут его звери и птицы.