На исходе лета

— Я не понимаю то, что переписываю, к тому же ты не говоришь, хорошо ли у меня получается.

— В самом деле? Ну что же, давай-ка посмотрим. Так, так… Значит, ты не понимаешь вот это? Но здесь же все совершенно ясно даже для крота с крайне убогим интеллектом. Да этот текст не стал бы яснее, даже если бы заговорил вслух. Впрочем, этого нельзя ожидать, не правда ли? Возрази мне, если не согласен! Терпеть не могу, когда молча дуются! Итак, я не говорю, хорошо ли у тебя получается. Честно говоря, плохо. Просто ужасно. Ты должен больше стараться. А теперь о понимании текстов, которые ты переписываешь. Ну что же, лично я чем старше становлюсь, тем меньше понимаю. Ты должен испытывать благодарность, а не обижаться… А теперь мне действительно нужно работать…

Ко всему прочему у Триффана появилась манера молча исчезать, не предупредив, куда направляется и когда вернется. Он лишь строго-настрого наказывал Бичену никуда не уходить, а уж если тому непременно захочется вылезти наверх, ограничиваться ближайшими входами.

И наконец, в довершение всего Триффан был само очарование, когда к ним заходили Хей, Тизл и Мэйуид — единственные три крота, наносившие им визиты. В таких случаях из норы Триффана доносились смех, чавканье, одобрительные восклицания, иногда даже обрывки песен. А Бичен был лишен всего этого, так как именно тогда, когда приходили гости, Триффан давал ему особенно трудные задания. Крот-летописец говорил, что Бичен может присоединиться к старшим, как только выполнит работу, но чаще всего посетители к этому моменту уже расходились. Как казалось раздосадованному Бичену, Триффан бывал рад, что его ученик упустил возможность повеселиться.

Сколько раз у Бичена возникало желание отправиться наверх — туда, где, наверное, светит солнце. Ему хотелось отыскать входы в тоннели, где его радушно встретят кроты, похожие на тех, в Бэрроу-Вэйл. Как ему недоставало свободы, которой он наслаждался дома, как не хватало тепла и юмора Фиверфью! Чего бы он только не дал, чтобы вновь услышать, как спорят Доддер и Мэддер, а флегматичная Хизер читает проповеди о Камне!

Бичена удерживало здесь собственное упрямство и решимость все преодолеть, а также (хотя он неохотно в этом себе признавался) какое-то странное очарование текстов, которые так бережно сохранил Спиндл.

Шли кротовьи недели, и Бичен вдруг обнаружил, что Триффан научил-таки его кое-чему, поскольку он уже понимал наиболее простые тексты. Чем больше он переписывал, тем яснее становился смысл. Из чистого упрямства Бичен не желал переписывать тексты Триффана, и в результате почерк его напоминал аккуратный почерк Спиндла. До работы Бичена приятно было дотронуться.

Теперь, когда Бичен все быстрее переписывал тексты и все лучше их понимал, возрос его интерес к разнообразным предметам, о которых писал Спиндл. Из разговоров Фиверфью и Триффана, слышанных в детстве, Бичен знал о таких местах, как Верн и Аффингтон, Роллрайт и Вен. Теперь он узнал о них еще больше, а также о кротах, повстречавшихся Триффану и Спиндлу в их путешествиях, — все они были описаны в историях Спиндла. И что еще важнее, Бичен познакомился теперь с идеями, касающимися Камня и Безмолвия, а также Слова. Услышал он впервые и о вражде, существовавшей между кротами. Порой, когда Бичен забывал о неприятных сторонах работы под началом Триффана, ему казалось, будто Спиндл находится рядом, а сам он слушает затаив дыхание.

Бичен полюбил Спиндла всей душой. Он утешался, когда, посмеиваясь про себя, читал места, посвященные Триффану. Спиндл писал о нем с нежностью, хотя и сетовал на поведение крота-летописца, характер которого и в те времена был нелегким.

Бичен не раз задумывался о смелых деяниях Триффана в молодые годы, когда тот вел за собой кротов, а также над переменой, которая в нем произошла. Судя по записям Спиндла, раньше он готов был сражаться зубами и когтями и призывать к этому других. Теперь же Триффан, напротив, готов был подчиниться воле кротов-анархистов Вестсайда, даже если это грозило казнью у Камня, а сам лапой бы не шевельнул, чтобы защититься и таким образом нарушить свое пацифистское кредо.

В некоторых случаях из этого долгого и трудного для Бичена периода в Болотном Крае с Триффаном его решимость остаться с кротом-летописцем объясняется исключительно твердостью духа и адским терпением, удивительным для юного крота, даже с такой великой миссией, как у Бичена.

Однако совсем не удивительно, что Бичен не сдавался, несмотря на все, с чем ему приходилось мириться. Ведь, совершенствуясь в искусстве письма, он переписывал тексты, подобные, например, такому вот отрывку из дневника Спиндла, в котором описывается путешествие двух кротов из Верна обратно в Данктон: