На исходе лета

Не спеша, уверенные в себе, грайки двинулись вперед, зная, что там всего лишь два старика с седеющей клочковатой шерстью и слабыми лапами.

— Выходите, вы, двое, мы вас не тронем!

— Ври больше, приятель! — ответил Смитхиллз. — Мы это уже слышали.

— Убейте их, если будет задержка, — пролаял снизу старший. — Нужно продолжать движение.

— Попробуй! — пробормотал Смитхиллз.

Четверо одновременно бросились на Скинта и Смитхиллза, по двое с каждой стороны, однако их ожидал неприятный сюрприз.

С рычанием Смитхиллз сбил на землю первого и привычным приемом с силой толкнул его на второго нападавшего, который от неожиданности потерял равновесие и оказался незащищенным.

— Ублюдок! — выкрикнул Смитхиллз и вонзил когти прямо ему в брюхо.

Крот с визгом покатился вниз по склону, в то время как Скинт разделался с первым напавшим на него, оцарапал ему рыльце, а потом лапой разодрал горло второму.

Когда подоспели остальные, двое защитников стояли спиной к спине, и наступление замедлилось, поскольку гвардейцы, не понимая, что происходит, останавливались, оборачивались и кричали.

Скинт и Смитхиллз знали, что сейчас с поднятыми когтями на них бросятся хрипящие кроты с одним желанием — убить. Двое прикрывали друг друга и продолжали стойко сражаться, извлекая выгоду из особенностей ландшафта, а также из замешательства нападающих.

Один ощущал спину другого, и каждый знал, что другой еще сражается, и когда оба почувствовали, что по бокам течет кровь, то не могли бы сказать, своя ли это кровь или кровь друга.

Они сражались и ревели, бросаясь на грайков, и те падали от их ударов. Они боролись, пока оба не изнемогли, пока каждый по подрагиванию бедер другого не почувствовал неодолимое приближение смерти.

— Скинт, старый дурак! — еле дыша, воскликнул Смитхиллз, в последний раз поднимая когти.

— Сам хорош, Смитхиллз! — прохрипел Скинт.

Но то были его последние слова; Смитхиллз услышал, как его друг вдруг застонал от боли, и тогда, отвернувшись от своего противника, больше не думая о себе, стал тщетно пытаться прикрыть бедного Скинта от новых ран.

Смертельные удары обрушились на широкую спину Смитхиллза, они разили вновь и вновь, пока он не ослаб, пока глаза не застлала красная пелена и он уже ничего не сознавал.

— Какие мерзавцы! — сказал израненный и окровавленный в сражении грайк, глядя на окруженных мертвыми телами двух кротов, сражавшихся до последнего дыхания.

Подошедший гвардеец по имени Ромни взглянул на них:

— Храбрые мерзавцы.

Первый, рассмотрев своих противников получше, заметил:

— Это такие же грайки, как мы, мы своих убили.

— Но если бы ты их не убил, они убили бы тебя, эти двое кое-что смыслили в военном деле.

— Хватит там валять дурака! Вперед, вперед, вперед! — крикнул командир, и двое гвардейцев отвернулись от пятачка на юго-восточных Лугах, снова встали в строй и без всяких угрызений совести двинулись вверх, к южному краю Высокого Леса.

❦

На кратчайший миг Триффан и остальные подумали, что это Скинт и Смитхиллз идут через лес, но шум был громче, чем могли произвести двое друзей, и вдруг со всех сторон хлынули кроты, заполняя поляну, слишком широкую, чтобы можно было укрыться, если бы кто-то и подумал об этом.

Но никто не прятался. Все придвинулись ближе друг к другу, и Триффан, обратив рыльце к Камню, воскликнул:

— Камень, мы, данктонцы, стары и слабы и не уверены в себе, направь же нас. Помоги нам выполнить твою волю всей нашей силой?

Только он произнес это, как на поляну вышли три флегматичного вида крота и огляделись. Потом еще двое с другой стороны, и еще четверо. В лесу эхом раздавались крики, приказы, куда идти, — и всех охватило чувство бессилия и сознание, что они пойманы в ловушку.

Данктонские кроты, в большинстве своем напуганные, некоторые обозленные, другие в полном замешательстве, инстинктивно сбились в кучу у Камня, вокруг Триффана и Фиверфью. Возможно, если бы грайки набросились на них и стали драться, они бы сопротивлялись, но грайки не нападали.

Они осмотрели поляну, молодые и сильные, особенно зловещие в своем молчании, и единственная, с кем они заговорили, оказалась Тизл. Старая кротиха была настолько ошарашена этим вторжением, что осталась стоять где стояла, на краю поляны. С подчеркнутой любезностью старший из гвардейцев помог ей присоединиться к остальным:

— Ну-ка, милая, стой лучше здесь. И вы все, если будете хорошо вести себя, никто вас не тронет.

— Сомнительно! — пробормотал Мэддер.

— Кто это сказал? — раздался из темноты за поляной голос, хриплый и угрожающий.

Данктонские кроты молчали — никто не знал, чей это голос.

— Что вам надо от нас? — крикнул Хей, стараясь протолкаться вперед.

— Спокойно, крот,— сказал Триффан, удерживая его лапой. — Успокойся.

Через несколько мгновений, казалось, уже вся поляна была заполнена гвардейцами, часть из них окружила данктонских кротов, и не оставалось сомнений, что всякое сопротивление бессмысленно.

— Все здесь? — раздался голос. — А?

— Вокруг никого, и не видно было, чтобы кто-нибудь убежал. Может быть, кто-то остался в тоннелях, но едва ли. Это же Самая Долгая Ночь.

— На Лугах тоже никого.