Читаем На исходе ночи полностью

— Это у меня-то везенье… — говорит Прохор. — Ах, черт их душу!..

Он дошел до предела. Но что мне делать? Ни оттолкнуть, ни привлечь, ни утешить: обстоятельств дела не знаю и судить не могу.

— Все разберется, Прохор.

Вижу, что его покоробило мое «Прохор» вместо обычного «Проша».

— А ты где живешь? — спрашиваю его.

— У рабочего парня всегда друзей много. А чаще у матери ночую.

Я покачал головой:

— Неосторожно.

— Что ты хочешь сказать, что я заговоренный и потому полиция меня не трогает? Так, что ль?

— Перестань, Прохор. Лучше скажи: зачем ты на вокзале очутился?..

— Сестренку из Тулы встречать вышел…

— Неосторожно, шпиков много на вокзале.

— А я думал — на вокзале самое безопасное… А тебе-то какое до того дело? Иль, не зная ничего, допрашивать собираешься?

Я попытался его успокоить, но вышло, пожалуй, еще хуже.

— Хотел бы я знать, чей это заговоренный палец протянулся, как чертов перст, и указал на меня? И куда же вы меня толкаете? На погибель? В петлю?

Он останавливается, пристально вглядывается мне прямо в глаза, испытывая меня, злой скороговоркой выпаливает:

— А ты за себя не беспокойся! Я с тобой шапкой обменялся, не трону. — Прохор засмеялся нехорошим смехом. — И скажи Сундуку: Прошка, мол, связь со мной не держит, не пугайтесь.

Не успел я ответить, как он быстро пустился бежать от меня.

Прохор ни разу не оглянулся. Я ждал — вот оглянется, остановится. Но он скрылся за углом. Пальтишко у него холодное, обувь драная. Про шапку мы оба позабыли, так и остался он повязанный по-бабьи шарфом.

Нет, я не могу поверить, что Прохор с Рябовской мануфактуры, наш скромный Проша, изменился и стал опасным для своих друзей. Как бы ни было сейчас черно, а такая измена может ли на свете быть?

ГЛАВА II

Я отправился на явку. Побывал на одной — снята. Зашел на другую — снята. Прохор сообщил правильно: организация насторожилась и приняла меры.

Но почему на этот раз я не сомневаюсь, что отыщу своих и быстро войду опять в работу? Такой уверенности у меня не было, когда я приехал в Москву из ссылки. Все оттого, что мы теперь научились пользоваться всяческими легальными зацепками как прикрытиями и сигналами.

Я иду к центру. На площади подхожу к газетному киоску.

— Позвольте вам газетку? Журнальчик?

Но денег у меня ни копейки. Я напускаю на себя самый серьезный вид, какой только могу, и принимаюсь пробегать заголовки и «шапки». Газетчик ждет. Я замечаю тощенькую книжечку, видно, совсем нового журнала, название его прикрыто газетами, но подзаголовок виден: «орган профессионального союза…» Я даже не дочитал, какого именно союза, — не все ли равно, уж если «союза», то там должны быть наши. Открываю наудачу. Читаю:

«За декабрь месяц на некоторых московских заводах и фабриках состоялись стихийные сходки, в результате которых возникли среди рабочих оживленные обсуждения вопросов оплаты и положения труда. Тридцать тысяч рабочих забастовали, предъявив экономические требования».

Сердце мое радостно забилось: вот результаты наших выступлений у заводских ворот! Мои царапины и раны — тоже лепта в общее дело.

Читаю дальше:

«Для разработки материалов 1-го съезда фабрично-заводских врачей, состоявшегося весною 1909 года, и для подготовки к следующему съезду предположено по инициативе профессиональных союзов созвать общемосковское рабочее совещание по вопросам рабочего быта и жилищ».

Хорошо затеяно. Я поднял голову и взглянул на светлую прогалину в небе.

Но газетчик не дает мне возможности читать:

— Вы, господин, покупаете или так, время провождаете? У меня, с позволенья, не публичная читальня.

Он вырывает у меня журнал из рук. Я успел лишь уловить в статейке неясные намеки на какое-то единогласное решение всех течений партии о роспуске фракций большевиков и меньшевиков. Мне стало тревожно: как это так? Что это значит? Какие события могли произойти на свете за то время, пока я был на фабрике Коноплиных и в серпуховской тюрьме?

— Не загораживайте место, господин.

Газетчик в сердцах кладет журнал кверху обратной стороной обложки. А так-то как раз я вижу подпись редактора! Да это же наш Михаил! Крупным черным шрифтом напечатано объявление: «По вопросам, связанным с совещанием по рабочему быту, справки выдаются в помещении профессионального союза». Далее следует адрес. Ура! Теперь и без явки, и без пароля я найду своих.

Крепче натягиваю шапку. Руки в карманы. И убыстряю шаги.

Нос к носу сталкиваюсь с Ефремом Ивановичем Связкиным. В глазах у него вспыхивает радость, но тут же он хмурит брови строго и предостерегающе. Без кивка прохожу мимо.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман