На исходе ночи

Выездная сессия Верховного суда республики проходила в Доме культуры совхоза-техникума. В до отказа заполненном зале никто не обращал внимания на скромно сидящих в уголке Кауша, Пояту, Сидоренко и Мировского. Взоры всех были устремлены на сцену. Близился финал кровавой драмы. Ее «режиссер», средних лет человек с благообразным лицом добропорядочного семьянина, сидел на сцене в одиночестве, если не считать двух молодых конвойных, застывших по обеим сторонам скамьи подсудимых. Следователь почти физически ощущал праведную ненависть зала к преступнику. Если бы эта ненависть могла материализоваться в сгусток энергии, то сидящий на сцене сгорел бы дотла.

Судья — высокий, представительный, седовласый, с тремя рядами орденских планок на черном костюме, в прошлом боевой летчик — оглашает приговор:

— Именем Молдавской Советской Социалистической Республики… За убийство пионерки Розы Зоммер… За убийство бригадира, коммуниста Надежды Павловны Суховой… принимая во внимание особую жестокость и общественную опасность преступлений, а также судимость в прошлом за измену Родине… по совокупности преступлений, применяя статью… подсудимый Краус Петер Теодорович… приговаривается к смертной казни…

Краус побледнел, заметался, словно в последней агонии. В гробовой, мертвенной тишине лязгнули наручники, замыкая последнее звено в цепи доказательств.

…В воскресенье Аурел проснулся поздно. Вероники рядом не оказалось. Заглянул в другую комнату. На диванчике мирно спала дочка. Жены нигде не было. «Пошла в магазин», — догадался Аурел и отправился в ванную. Сквозь шум воды он услышал, как вернулась жена, слышал ее веселую возню с проснувшейся Ленуцей. Воскресное утро началось…

За завтраком Вероника развернула газету, уткнулась, как обычно, сразу в четвертую страницу и так увлеклась, что забыла о недопитой чашке чая.

— Смотрите-ка, господин комиссар, о вас уже и газеты пишут. А я и не знала, что вы такой знаменитый. — Вероника говорила шутливо, но Аурел видел, что она довольна.

— Позвольте же и мне взглянуть, госпожа Кауш, что там такого понаписали.

Жена протянула ему остро пахнущий краской номер. В самом низу полосы он нашел рубрику «Из зала суда» и под ней заметку «По заслугам!». Небольшая заметка состояла в основном из штампованных коротких фраз. Аурел отложил газету.

— Все правильно написано, ничего не перепутал корреспондент. Прочитай-ка лучше, что мама пишет, — показал он на письмо, которое Вероника принесла с утренней почтой.

— Все то же. Перечисляет сельские новости, на поясницу жалуется, как всегда. В гости зовет.

— Давно пора, — виновато сказал Аурел. — Давай сегодня и махнем. Здесь близко же…

Дочка, занятая куском пирога, мало что понявшая из предыдущего разговора родителей, оживилась, радостно захлопала в ладоши: предстояло хотя и короткое, но все-таки увлекательное путешествие, а у бабушки так интересно!

Аурел и Вероника улыбаясь смотрели на девочку.

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

Хмурым осенним утром во двор здания Верховного суда вышли двое: судья — представительный седовласый мужчина и маленькая средних лет женщина, начальник канцелярии суда. В далеко отстраненной, вытянутой руке, будто боясь испачкаться, женщина держала сверток. В дальнем углу, возле баков для мусора, они остановились… Женщина разорвала пакет и, не притрагиваясь, бросила на асфальт старую вельветовую в бурых пятнах куртку, застиранную майку и мятую пачку папирос «Север». Мужчина зажег спичку. Ткань и бумага, затлев, на глазах превращались в прах, в ничто. Когда все было кончено, мужчина наступил на горстку пепла начищенным до матового блеска черным ботинком и растер пепел об асфальт.

Вскоре начальник канцелярии принесла судье на подпись акт о том, что

«…на основании приговора Верховного суда… произведено уничтожение путем сжигания вещественных доказательств, приобщенных к делу по обвинению Крауса П. Т., как не представляющих никакой ценности…»

Растертый об асфальт прах. Все, что осталось от того, кто когда-то назывался человеком…

Еще день или два темнело на асфальте это пятно, а потом исчезло навсегда.

Ангел пустыни Повесть [20]