— Сейчас посмотрю. — Балтага раскрыл блокнот, полистал его. — 89-й участок. А что?
— А то, — задумчиво отвечал Кауш, — что на этом самом участке два года назад была убита Роза Зоммер. Ты должен помнить, я ведь рассказывал. Проклятый участок какой-то.
— Конечно, помню, еще бы, такое дело…
— А кто она, убитая, чем занималась?
— В совхозе работала, много лет, одна из лучших работниц, на пенсию недели две назад оформилась, но работу не оставила. Все, кого не спросишь, говорят о ней только хорошее. И какой подлец это сделал, зачем? Никаких ценностей при ней не было…
— С кем работаешь?
— Майор Мировский из угро республики и Поята, участковый в Покровке.
— Мировский? Не слышал о таком. А почему не Алексей Христофорович, это ведь его зона?
— Ты что, не знаешь разве? Будников на пенсию ушел. Недавно. А Мировский и раньше к нашей зоне был прикреплен. Ты еще здесь не работал. Потом его учиться в Москву послали. Только что окончил высшую школу милиции. Неплохой парень. А ты почему, Аурел, так интересуешься этим делом? Может, к производству хочешь взять? Не возражаю, у меня вон сколько «незавершенки» осталось, к отпуску надо расчистить. Это ведь твой участок, ты всех там знаешь, и тебя тоже…
Да, Кауша в Покровке знали многие, он был там своим человеком. Но после неудачи с делом Розы Зоммер он почувствовал некоторый холодок в отношении к себе не только местного руководства, но и селян. Внешне это ничем особенным не проявлялось, однако он не мог не заметить ни иронического быстрого взгляда случайно встреченного на сельской улице человека, ни подчеркнутой официальной вежливости председателя сельсовета… Это задевало, и довольно чувствительно, его не только профессиональное, но и человеческое самолюбие, хотя виду он не подавал. Собственно, что мог противопоставить следователь толкам, которые вызвало нераскрытое дело? Ровным счетом ничего. Прошло уже два года, а убийца разгуливает на свободе… может быть, по тихим улицам той же самой Покровки и, подло посмеиваясь про себя, с издевкой смотрит ему, Каушу, вслед. И вот теперь страшная логика трагических обстоятельств подсказывала возможность «реабилитироваться» в глазах жителей Покровки и своих собственных.
— И я не возражаю, Николай, только надо с Ганевым все обговорить. Зайдем к нему прямо сейчас.
Клушу показалось, что Ганев даже рад был передать ему дело. «Поддержать меня хочет, дает мне еще один шанс, — разгадал его мысли Аурел. И на том спасибо».
Клуш ознакомился с показаниями немногочисленных свидетелей и живо представил себе залитый полуденным солнцем молодой яблоневый сад, яркие платья работниц. Среди сборщиц то тут, то там мелькает белая косынка бригадира. Вот она подошла к группе девушек, которые вместе со своими помощницами — московскими студентками — собирали яблоки, пошутила: «Ну что, красавицы, принимаете к себе? И я ведь могу по деревьям не хуже вас лазить». Девушки заулыбались, а Галя Полухина ответила: «Конечно, принимаем, тетя Надя, только норму вам, как бригадиру, повышенную запишем». Посмеялись. Сухова пошла по своим бригадирским делам дальше. Часа в четыре та же Полухина вспомнила, что спрятала сапу под одиноким старым орехом, побежала за ней… и в ужасе закричала так, что ее услышали не только рабочие соседних участков, но и в селе.
В два часа, как показали свидетели, Надежда Сухова была еще жива. Значит, все произошло между двумя и четырьмя часами. Что должен делать в подобной ситуации следователь? Прежде всего установить, кто находился в это время на участке. Балтага это успел, а остальное предстоит сделать Каушу и его группе.
Балтага влетел в кабинет, размахивая листком бумаги:
— Держи, дорогой, готово. Желаю большого успеха. — Он передал Каушу подписанное прокурором постановление о передаче дела и хотел уже уйти, но Аурел остановил его:
— Не вижу показаний директора совхоза, разве с ним не беседовали?
— Не успели. В Кишиневе директор, на сессии. Сегодня должен приехать.
— На какой сессии? Он что, студент-заочник? — удивился Кауш.
— Да у тебя, дорогой, после отпуска с памятью неладно. Депутат директор, на сессию Верховного Совета республики ездил.
Кауш набрал номер телефона директора. Женский голос ответил:
— Василий Константинович у себя, вы по какому вопросу?
В просто, без затей обставленном кабинете директора было много людей. Лица напряженные, сумрачные. Василий Константинович Рощин сидел за своим столом в строгом темном костюме. На лацкане пиджака поблескивала золотая звездочка. «Не успел переодеться, прямо с сессии приехал», — догадался Кауш. Обычно директор наград не носил. Он присмотрелся к озабоченному лицу Рощина и понял, что тот уже все знает. Рассеянно взглянув на следователя, директор сказал:
— Подождите немного, я сейчас, дела неотложные скопились.
Кауш сел в сторонке, чтобы не мешать. Немного погодя кабинет опустел.
— Что вас привело к нам, товарищ следователь? — суховато-официальным тоном спросил директор.
— Василий Константинович, вы, наверное, догадались: я по делу об убийстве бригадира Суховой.