На южном фронте без перемен

— Представляешь? Меня хватают в квартире два папоротника, тянут на плац, выходит Жариков и визжит, чтобы меня тащили в машину. Я пытаюсь вырваться, кричу ему, что я пацифист! Но он, наверное, уже привык к моим выступлениям, и не отреагировал никак, а вместо этого врезал мне по шее — и до сих пор болит. Сажают меня в «Урал» — слева — шофер, справа — капитан Куценко: не вырвешься. Пришлось ехать сюда… Как ты думаешь — бой будет? Я же такой длинный — ни в один окоп не помещусь!

— Нос у тебя ни в один окоп не поместится, — засмеялся я.

Действительно, шнобель у Славы был выдающийся. Не уродский, конечно, не гротескный, но все-таки самый настоящий семитский нос. Даже странно, ни у папы его, ни у мамы такого носа не было…

К нам подошел Рустам:

— Клюшкин, тебя там Куценко с фонарем по кабинам и под машинами ищет.

— Уже исчез! — сказал Слава на бегу.

Одно время они служили с Рустамом в одной батарее.

— Надо посты выставить часа на два, — указал мне комбат. — Я уже назначил по сменам. Постоишь с первой сменой?

— Хорошо, — ответил я, — без проблем.

Озабоченный Рустам куда-то исчез, а я пошел посмотреть, кто будет со мной стоять. Так, все ясно: Узунов, Иванов, Шиганков, Лисицын и Коломейчук. Я похлопал каждого по плечу, предложил крепиться, и стойко перенести эти два часа. Я умолчал только об одном: что и через эти два часа им некуда будет скрыться от холода. Жечь костры было строго — настрого запрещено. Да и из чего их жечь!? Кругом степь. Есть кустарник, но его нужно чем-то рубить, он сырой, его нужно поливать бензином или соляркой. А чем достать из бензобаков? В темноте, на ледяном ветру!

Я и сам уже прилично закоченел, а ведь у меня бушлат! Что же творится там, у них, под шинелями?

И что мы вообще делаем в этом поле?

Господа и товарищи гражданские, если есть желание, могут смотреть телевидение. Там каждый час — «Срочное сообщение», каждые два — три часа — «Новости», или там — «С места событии», или еще что.

Кто-то разъясняет обстановку, кто-то все комментирует, берет интервью… Там в курсе, вполне возможно, всех передвижений, всех планов… И только мы, непосредственные участники событий, торчим здесь замерзшие и голодные, и ни хрена не понимаем, что мы вообще тут делаем? Чего мы тут застряли, что нас ждет? Да и где мы вообще, в конце-то концов?

Кстати, командир дивизиона уже исчез. Домой, что ли, поехал? Выполнил свою миссию и вернулся?

Я ходил кругами среди наших машин. Хотя ходить было холодно, но и стоять, впрочем, тоже.

Бойцы вообще дрожали как в лихорадке. Они пытались у меня что-то узнать, но зубы у них стучали как игла у швейной машинки, и я ничего не понимал. Я только взглянул на часы. О, мама моя! Стоять еще почти целый час!

Я сообщил это солдатам. Мое сообщение тут же вызвало краткий и очень яркий взрыв эмоций, который был мгновенно погашен новым сильным порывом ледяного ветра.

Ожидание конца смены превратилось в один бесконечный кошмар. Наконец, минут за десять до назначенного времени, я внезапно сообразил, что бойцы исчезли. Смылись, грубо говоря. Я, в общем-то, и не удивился, и не расстроился, и вообще никак не отреагировал. Я так замерз, что мне было уже все равно. Я только подумал, где же они могут укрыться?

Ладно, сами придумают. Пора позаботиться о себе. Я направился прямиком к «родной» шишиге. Ба! Ну конечно! Другого и ожидать не следовало. Мое место уже занято контрактным чудом.

Я обошел еще несколько близлежащих машин. Все забито. Черт возьми! Да я так околею!

Решительным шагом я вернулся в «своей» машине, распахнул дверцу, и начал энергично пихать ваучера в упитанный зад. В темноте я даже толком не мог разглядеть кто это.

— Ты мое место занял, — кричал я. — Давай, двигайся!

То ли мои крики, то ли ощутимые тычки возымели действие, но контрактник полез на возвышение, которое отделяет в ГАЗ-66 водителя от пассажира. (Как-то раз кто-то мне сказал, что эту машину спроектировала женщина. В таких ситуациях, как сегодня, я всегда поминал эту незнакомую женщину «тихим добрым словом», и очень хотел, чтобы она сама попробовала воспользоваться своими конструктивными разработками. Впрочем, она наверняка не предполагала, что в кабине «шишиги» придется размещаться гораздо большему количеству народа, чем два человека. Наивная!).

Ощущение было, как у кильки в банке. Но все же было тепло, и почти не дуло. Почти — потому что ветер все-таки поддувал мне из двери прямо в правый бок. Ну и ладно. Только я закрыл глаза, как тут же провалился в какую-то темную яму.

Глава 8

Моя радость длилась недолго.

Сознание мгновенно прыгнуло мне в голову, когда дверца распахнулась, и кто-то энергично затряс меня за плечо. С мукой я открыл глаза. Ага! Капитан Донецков.

— Разворачиваемся к бою. Давай вылазь-ка. Где ваша батарея?

Я тяжело выбрался наружу. Из тепла и сна — да опять на мороз! Меня заколотило. Я хотел, но не мог заставить свои зубы не выбивать яростную дробь. Не мог, и все тут!