На качелях XX века

В последнем случае мне пришлось по предложению президента Академии наук С.И. Вавилова и министра С.В. Кафтанова взять на себя председательство в комиссии (в нее входили академики А.Н. Теренин, В.А. Фок, А.А. Баландин, А.Н. Колмогоров, С.С. Медведев, А.Н. Фрумкин)[321] «по разбору научного конфликта Акулов — Семенов». В результате работы комиссия пришла к выводу, что в этом конфликте истина на стороне Семенова. Время, однако, было такое тревожное, что ни Кафтанов, ни Вавилов, видимо, не решались опубликовать переданное им заключение комиссии. В физике назревали и более крупного масштаба нападения — на принцип относительности и квантовую механику. К счастью, физики в это время успешно работали над атомной, а затем и водородной бомбой и им легко было отвести наскоки, так как самый атомный взрыв давал наглядное доказательство эквивалентности массы и энергии — одного из фундаментальных следствий принципа относительности. Наконец в химии была произведена попытка напасть на «теорию резонанса». Это сделал, как мне пришлось уже упоминать, Г.В. Челинцев, обвинивший русских «ингольдистов-полингистов», в их числе и меня, в идеализме и предложивший свою «новую структурную теорию». Несмотря на то что Челинцев нашел союзников и последователей, эта эпопея кончилась для него печально.

Все эти дела, естественно, добавляли немало трудностей ректору МГУ, а между тем начало уже поступать оборудование для новых зданий университета, и хотя строительство было не слишком близко к завершению, но при гигантском его темпе пора было подготавливать решения нелегкой задачи переезда, имея в виду не только его материальную сторону, но и кадровую.

Всемирный конгресс сторонников мира [322]

В марте 1950 г. мне пришлось снова оторваться от упоительной для меня работы — строительства нового здания университета на Ленинских горах, так как предстояло выехать в числе других делегатов в Стокгольм для участия в 3-й сессии Постоянного комитета Всемирного конгресса сторонников мира (впоследствии он был переименован во Всемирный Совет Мира).

Девятого марта меня пригласили в Советский комитет защиты мира на Кропоткинскую улицу, дом 10. Я пришел ранее других, и в большом зале мы разговаривали вдвоем с А.А. Фадеевым, который был назначен руководителем делегации. Как всегда, меня поразила в Александре Александровиче острота и ясность суждений, которые как бы подчеркивались блеском его стальных серых глаз. Мало-помалу подошли и другие участники поездки — З.В. Гагарина (активистка Комитета советских женщин), П. Шелахин (крупный работник ВЦСПС), а также три переводчицы, в числе которых была и переводчица с французского языка Марина Анатольевна Виноградова[323], чья судьба переплелась впоследствии с моей. Ехать мы должны были поездом. В Хельсинках к нам должен был присоединиться И.Г. Эренбург[324].

Выехали из Москвы накануне выборов в Верховный Совет СССР — 12 марта 1950 г. Ленинград встретил нас липким снегом. Мы имели открепительные талоны для голосования, и я не без удовольствия проголосовал за кандидата в депутаты Верховного Совета писателя Н.С. Тихонова. В тот же вечер мы выехали в Хельсинки и, проведя там день, самолетом вылетели в Стокгольм. Это было мое первое посещение Швеции — страны, которая избежала разрушений и ужасов Второй мировой войны (фото 35).

Стокгольм жил обычной для шведов жизнью (но не для нас, отвыкших за время войны от такой «обычности»): сверкали рекламы, магазины изобиловали продовольственными и промышленными товарами, на окраине города строились новые пятиэтажные светлые корпуса, судя по окнам, с очень низкими потолками. В садах и парках играли дети, В заливе и водоемах плескались утки и гуси. Северная весна наступала трудно и медленно. Это тоже было необычно.

Сессия открылась 15 марта вечером в Фолькет Хус (Дом народа). Огромный зал, расположенный чуть ниже уровня первого этажа, был полон. Помимо 120 делегатов разных стран на открытии сессии присутствовало много шведских гостей. Сессию открыла известная прогрессивная шведская писательница Марика Стирнсдедт — председатель Шведского комитета сторонников мира. Затем выступил Жолио-Кюри, председатель Всемирного Совета Мира, руководитель Комиссариата по атомной энергии Франции.

Мне случалось еще раньше, до войны, в Москве, а затем в 1946 г. в Париже видеть и слышать Жолио-Кюри. И в Москве, и в Париже я слушал с огромным интересом его лекции об искусственной радиоактивности. Тогда я видел и слушал великого ученого. Теперь я видел перед собой великого борца за мир. Участники сессии, затаив дыхание, слушали огненную и убежденную речь этого выдающегося человека, его выступление переводилось на несколько языков, в том числе на шведский, и не один раз прерывалось восторженными аплодисментами.