На качелях XX века

Лаборатория J.C.J. оказалась вне Лондона. Нас встретил представитель администрации. В просторном лабораторном помещении нам продемонстрировали полимеризацию бутадиена в бутылке посредством смеси алкил натрия и алкоголята натрия с выдуванием из бутылки каучукового пузыря. Этот опыт и я показывал затем на своих лекциях в МГУ. Далее следовала демонстрация разнообразной переработки полимеров, в том числе совершенно аналогичная стеклодувной с размягчением на пламени и раздуванием, спайкой и т. п. Это было, по крайней мере для меня, неожиданно и казалось очень изящным. Сильное впечатление произвела и сварка пластмасс. Все это мы наблюдали на разных материалах и в разных масштабах. Как только мы собрались уезжать, нас почти насильно оставили на ленч, и пришлось уезжать, довольно сильно задержавшись. На ленче я спросил руководителей научной работы J.C.J., скоро ли, по их мнению, синтетическое волокно вытеснит шерсть. Меня поразил их ответ «никогда». Так он не соответствовал моему пониманию дела. Я считал и считаю, что это произойдет еще в текущем столетии.

В Лондон мы вернулись при вечернем освещении. Мне надо было приготовиться к завтрашнему докладу. Я должен был еще раз вслух прочесть французский текст. Доклад был о моих (и моих сотрудников) работах по ферроцену. Это вещество было открыто в 1951 г. в Шеффилде Посоном[373], и с тех пор началось интенсивное исследование этого соединения во многих странах. Вудворд[374], Розенблюм и Уилкинсон[375] установили посредством рентгеноструктурного анализа необыкновенную сэндвичеобразную структуру этого металлоорганического соединения железа, они же обнаружили первую реакцию ферроцена как новой ароматической системы — ацилирование по Фриделю — Крафтсу. Я нашел целую серию других ароматических реакций ферроцена, а также показал возможность введения в ферроцен ртути и лития, что в свою очередь необычайно расширило возможности превращений ферроцена. Все это и кое-что еще я и собирался доложить завтра.

После завтрака мы с Ниной Владимировной и Колли отправились на заседание Королевского общества. Колли страшно возмутился, что я буду докладывать по-французски, и ему не придется переводить ничего, кроме вопросов и ответов. Колли вообще успел обнаружить свой дурной и слишком темпераментный характер ирландца, за что мы присоединили к его фамилии «О» и стали звать «О’Колли». Приехав пораньше, успели подготовиться к показу слайдов. Публика стала занимать места. Появился Тодд и извинился за лорда Эдриана: его не будет, а председательствовать поручено ему. Я увидел, к своему удовольствию, в первых рядах знакомое мне красивое лицо Кроуфут-Ходжкин. Зато многих других знакомых я не досчитался. Мне показалось, что слушали меня внимательно. Вопросов было немного. После ленча — на этот раз в гостинице и с шампиньонами по-гречески — мы отправились смотреть картинную галерею с чудесным собранием времен Возрождения.

На следующее утро был назначен отъезд в Кембридж. Выехали рано. Проехали через центр, по мосту через Темзу и дальше на север. Дорога в Кембридж мне показалась спокойнее и скучнее, чем в Оксфорд. Наконец мост через Кем. Дальше начинается благоустроенный Кембридж. Смотрим во все глаза, но чего-либо похожего на университет не видим. По обеим сторонам дороги тянутся чугунные решетки, за ними деревья и лужайки, на них старые светлые строения колледжей. Мы въехали в ворота на лужайку перед Тринити-колледжем. Нас встретил лорд Эдриан, провел к леди Эдриан, сидевшей перед кофейным прибором за столом, сервированным явно для завтрака. Мы были представлены хозяйке, а Колли куда-то удален. Предполагалось, что мы еще раз позавтракаем, что мы и сделали с удовольствием.

Лорд Эдриан был мастером Тринити-колледжа, и мы находились в квартире мастера, которую нам собиралась показать леди Эдриан. Нам стало неудобно: мы знали, а теперь и увидели, что леди Эдриан ходит на протезе, одна нога у нее ампутирована. Однако она сказала, что квартира мастера занимает два этажа, ее комната на втором, так что для нее привычное занятие ходить вверх и вниз. (Она, впрочем, старый альпинист и потеряла ногу именно во время альпинистского восхождения.) Пришлось сдаться. Показав квартиру, леди Эдриан провела нас в комнату, предназначенную для нас, сообщив, что именно в этой комнате и на этой кровати спала королева, когда она посетила Кембридж. Когда она рассказывала, мы увидели, что ее лицо, хотя она и была совершенно седой, было молодым, розовым и счастливым. Из остальных комнат наибольшее впечатление на нас произвела библиотека мастера.