На карнавале истории

Поэтому, когда 13 января вечером мы оказались на обыске у Дзюбы, не было страха, все воспринималось как должное. У нас был опыт своего обыска, опыт других людей, изложенный в «Хронике». Была только боль за Ивана — неужели его черед пришел? Хотелось хоть чем-то помочь, разделить с ним этот кошмар. А он сидел спокойно и улыбался, успокаивая нас. Когда они вывели меня на кухню, мне было абсолютно безразлично — и они сами, и то, что предложили раздеться догола. Проводили «операцию» две надзирательницы в форме, они ощупывали волосы, смотрели в рот, заставляли приседать. Потом стали ощупывать каждый шов одежды, спороли даже этикетку с юбки, вытащили резинку из трусов. Что они искали? Самиздат? Бриллианты? Нет, они хорошо знали, что там этого нет (а вот сумку осмотрели плохо: не заметили клочка бумаги с данными для «Хроники»). Было понятно, что это только способ испугать, ошеломить, унизить. И позже, когда это опять повторялось: и в полицейском участке, и в доме у Виктора Некрасова, — они снова искали что-то, заставляли приседать, заглядывая не только в рот, айв другие места; они всегда знали, что ищут страх.

Когда после обыска нас отпустили и мы поспешили к Светличным, там были тоже следы погрома. Милая Леля, она сидела одна в разгромленной квартире — в углу сброшенные с полок книги, вся квартира в книгах. И потом все эти годы все оставалось так, как будто они только что вышли из дому. Комната Ивана была закрыта, Леля жила на пятачке, оставшемся у кровати.

Через сутки я поняла, что она пережила.

Ночь прошла в угаре, не било сил обдумать, что делать. Я с апатией смотрела, как Леня сжигает бумаги. Утром, как всегда, отправили детей: Лесика в детский сад, Диму в школу. На всякий случай Диму предупредили: «Если после школы придешь и застанешь обыск — позвони маме».

Собралась на работу. На всякий случай — а вдруг!? — взяла с собой самое дорогое, что было в доме: фотографию Александра Исаевича Солженицына с автографом и теплой надписью (в 1969 г. он подарил ее Лене в благодарность за статью «Камо грядеши, Евгений Евтушенко?»). На всякий случай взяла и две рукописи — работы двух киевлян, они принесли незадолго до этого свои заметки. (В конце рабочего дня — звонок: «Мама, у нас гости».)

Первая мысль — предупредить друзей. Кое-как закончила лекцию. Кого можно, предупреждаю по телефону. К остальным надо идти. Не позволяю себе думать о том, как же дома, главное сейчас — успеть.