На Кавказском фронте Первой мировой. Воспоминания капитана 155-го пехотного Кубинского полка.1914–1917

Тем не менее турецкое командование после усиления и пополнения 3-й армии решило в середине мая ее частями начать активные действия, имея в виду тем создать завесу, прикрывающую подход и сосредоточение 2-й армии. Главная задача перешедшей в наступление 3-й турецкой армии заключалась: частями 9-го и 10-го корпусов, стоявших на Эрзерумском направлении, обрушиться на русских и, отбросив их, начать движение на Гасан-Калу в обход тыла крепости Эрзерум.

Для начала действий турки решили напасть на выступ нашего фронта впереди Мамахатуна и по овладении им развить наступление в направлении на Эрзерум.

С рассветом на 16 мая у Мамахатуна завязался бой. Как и следовало ожидать, турки для начала действий использовали мост через Кара-Су, по которому они еще ночью совершили переправу. Главный их удар был направлен от моста по шоссе против среднего боевого участка 15-го Кавказского стрелкового полка.

Несмотря на отчаянное сопротивление стрелков, турки их быстро смяли и ворвались в Мамахатун. Положение батальона, стоявшего на левом берегу Тузла-Дереси, создалось безвыходным. Преследуемые превосходными силами турок отступавшие роты бросились переходить реку, местами вплавь, а затем на правом берегу должны были пробивать себе дорогу сквозь прорвавшегося противника.

Потери стрелков были большими, кроме убитых, оказались утонувшие. Многих раненых не удалось вывести. Отступавшим пришлось сбросить в кручу состоявшие при них два горных орудия 39-й артиллерийской бригады. К полуночи стрелки были на полпути к Еникею.

Дальнейшее продвижение противника на участке 2-го Кавказского корпуса (от шоссе из Аш-Калы на Барнакабал и до реки Тузла-Дереси) не встречало серьезного сопротивления, так как главные силы корпуса – 39-й дивизии находились на пути к Эрзеруму. По расчетам нашего командования, эта дивизия должна была в районе крепости встать на отдых, но ввиду перехода противника в наступление ее частям приказано было в спешном порядке вернуться на фронт и восстановить положение. Во исполнение задачи 156-й Елизаветпольский полк двинулся по шоссе на Аш-Калу, 154-й Дербентский в направлении Еникея и дальше на запад, 155-й Кубинский на юго-восток в направлении высот Думан-ли-Дага. Еще левее кубинцев в направлении долины Тузла-Дереси (южнее высот Думан-ли-Дага) 20 мая выступил из Эрзерума 153-й Бакинский полк.

До выступления оставалось еще часа два-три, но я, лежа на походной койке, никак не мог заснуть. Из состояния дремоты меня все время выводили то стук за окном проезжающих повозок, то говор и обычная суета людей перед выступлением. Наконец дверь комнаты осторожно отворилась, и ко мне подошел дежурный по команде, доложив, что все готово.

Надев шинель и снаряжение, я вышел к команде, построившейся на плацу перед своими помещениями. Восток уже белел, а по небу бежали тучи. После недавно выпавшего дождя было свежо.

Команда тронулась и стала вытягиваться по улице. Сначала застучали по мостовой копыта коней, затем послышался стук колес больше десятка различных двуколок. Вслед за нами, тарахтя щитами, двигалась горная батарея, подошедшая из села Гез. Пройдя улицей вдоль всего села, я остановился на западной его окраине, где немного впереди на широкой поляне стоял полк.

Роты еще снимались с бивуака. Слышался говор нескольких тысяч людей, и издали все это производило впечатление какого-то исполинского улья. Но вот последние палатки сняты, роты начали строиться, стягиваться в батальоны, и через минут десять полк стоял большим квадратом в резервном порядке, фронтом на запад. Пчельник угомонился, притих. Затем послышались команда «смирно», приветствие командира полка и дружный ответ нескольких тысяч голосов. Одна из рот взяла на плечо и под звуки оркестра, заигравшего марш, направилась по шоссе. За ней пошла другая, третья, пока большой квадрат совсем не исчез.

Я шел за первым батальоном, а горная батарея в середине колонны. Роты бодро двигались по еще влажному после дождя шоссе. Со всех уголков длинной колонны неслись звуки песен, гармошек и т. п.

– Чего горевать, если не удалось погулять.

– Как мы ушли из Мамахатуна, так грязный и поднажал на стрелков.

– Знают лавашники тридцать девятую, – слышалось среди разговора людей.

Впереди, в 3-й роте, один голос под аккомпанемент гармони напевал какую-то частушку. Люди бойко подхватывали припев игривого мотива.

У моста встречная группа казаков во главе с урядником с любопытством провожала проходящую мимо колонну. В пожилом лице с седеющей бородой урядника-линейца[200] я заметил расплывшуюся улыбку.

– Чему смеетесь, урядник? – спросил я.

– Дивлюсь на ваших молодцов, ваше благородие, идут в бой, а поют, веселятся, точно на свадьбу. Таких ребят еще отродясь не видал. Боевое это ваше Кубинское войско. Ей-богу, красота.

Я ничего не ответил, но комплимент казака принял с нескрываемым удовольствием.

Часам к десяти или к одиннадцати полк становился на большой привал. До разветвления шоссе на Аш-Калу и Еникей оставалось не больше 10 верст.