На Кавказском фронте Первой мировой. Воспоминания капитана 155-го пехотного Кубинского полка.1914–1917

Но вот послышались неясные крики команды. Защелкали замки, и в открытые рты пушек начали вкладывать снаряды. Вновь защелкали замки, и прислуга замерла. Только наводчики, пригнувшись к орудиям, старались возможно тоньше произвести наводку. Но и они готовы. Опять неясные крики команды. Правофланговое орудие вздрогнуло, послышался выстрел, и со свистом полетела шрапнель, а через несколько секунд над окопами противника появился разрыв. Батарея начала пристрелку. Командир полка, ознакомив нас с обстановкой, дал нам боевую задачу, где 4-му батальону, под командой подполковника Квартовкина, следовало выступить из Кизилджи и скрытными путями подойти к команде разведчиков. 1-му батальону, под командой полковника князя Херхеулидзе, и 2-му, под командой полковника Коломейцева, перейти в наступление на противника, занимающего восточные склоны отрога Думан-ли-Дага. Атаковав противника, батальоны должны были преследовать его до оврага, что восточнее высоты Ах-Баба.

4-й батальон, подойдя к команде разведчиков, должен был атаковать противника во фланге с юго-восточной стороны отрога, совместив удар с действиями 1-го и 2-го батальонов.

Резерв полка и штаб полка встали западнее Кизилджи. Перевязочный пункт был назначен в селе у родника. Распределив пулеметы между батальонами, я, взяв с собой 1-й взвод, поступил в распоряжение командира 4-го батальона.

Вытянувшись из села, 4-й батальон последовал в южном направлении. Дорога проходила по лощине вблизи артиллерийской позиции, а затем, приблизительно в полуверсте, круто спускалась в глубокий овраг.

Артиллерия стреляла очередями. С ревом отскакивали один за другим стальные тела орудий, после чего они плавно возвращались в первоначальное положение. Над батареей и над нашей колонной все чаще и чаще стали появляться «журавли», то есть высокие разрывы неприятельских шрапнелей.

Кое-какие из них рвались и над покинутым нами селом. Но вот, в тот момент, когда мой взвод был почти в створе последнего орудия, я услышал сначала подозрительный свист, а затем сильный треск. Конь подо мной дрогнул и метнулся в сторону так, что я с трудом удержался в седле. Над нами, визжа металлическим звуком, пронесся шрапнельный стакан. Одновременно я увидел, что прислуга крайнего орудия частью попадала, частью заметалась и о чем-то кричала. Через минуту я был у пушки. Разрыв последней шрапнели для противника оказался удачным. Наводчик у орудия лежал убитым, а несколько номеров прислуги получили тяжелые ранения. Наступившая пауза продолжалась недолго. Прислуга была заменена, а раненых понесли в Кизилджу. Когда я возвращался к колонне, то орудие вновь начало стрелять.

Спустившись в овраг, мы с версту шли по нему, а после, преодолев несколько высот, или, как люди выражались, поныряв около двух часов, мы подошли к участку команды пеших разведчиков.

Над нами шла сильная ружейная трескотня. Получив от прапорщика Бочка сведения об обстановке, подполковник Квартовкин приказал мне ознакомиться с местностью в целях ее использования для стрельбы из пулеметов.

Я со своими пулеметными унтер-офицерами и с дальномерщиком стал взбираться на крутую каменистую гору. Взяв сравнительно большую высоту, мы дальше последовали по плато, местами покрытому камнями. Шагах в 250–300 плато срывалось в крутой овраг. Противоположная сторона оврага занималась противником, до которого было от 800 до 900 шагов. Далее на юг и на юго-восток овраг постепенно расширялся и переходил в широкую лощину. Как и следовало ожидать, противник нас заметил и открыл сильный огонь. Дальнейшее движение пришлось продолжить перебежками, от складки до складки, или до больших камней.

Наконец мы остановились на линии цепи разведчиков. Небольшая возвышенность дала мне возможность рассмотреть местность, что пришлось делать с большой предосторожностью, так как малейшее движение вызывало сильную стрельбу противника. Пули безостановочно щелкали над нами. Рядом со мной лежал убитый разведчик. Бедняга был убит за несколько минут до нашего подхода. Он лежал на спине с распростертыми руками. Лицо его было бледно, а из головы сочилась кровь. Вблизи лежала его окровавленная фуражка. Я убедился, что единственной позицией для моих пулеметов при наступлении батальона будет то место, где сейчас я находился.

Роты под прикрытием моего огня должны будут спуститься в овраг и двигаться на окопы противника, поддержанные пулеметами до критической дистанции.

Окончив наблюдения, я с людьми, провожаемый трескотней пуль, вернулся вниз к батальону. Здесь уже картина была другого свойства. Люди преспокойно уписывали консервы, курили, боролись, совершенно не задумываясь над тем, что через несколько минут, может быть, кому-нибудь из них не суждено больше будет жить. Еще немного ниже мои пулеметчики спали преспокойным сном. Кони с отпущенными подпругами щипали сочную траву.

В одиннадцатом часу справа от нас послышалась учащенная ружейная стрельба, а вскоре после того заработали со всех сторон пулеметы. Их ритмический звук резко выделялся среди поднявшегося хаоса ружейной стрельбы.