На Кавказском фронте Первой мировой. Воспоминания капитана 155-го пехотного Кубинского полка.1914–1917

Люди прорвали лощину между полукольцом высот и кряжем «собачьим ящиком»: там можно было преспокойно сидеть, но подняться ни в одну, ни в другую сторону не было никакой возможности. Противник безнаказанно бил на выбор, и у нас каждый день оказывалось по несколько человек убитыми и ранеными.

Ночевал я в палатке командира 2-й роты штабс-капитана Бакрадзе. Он был большой оригинал. Бывший воспитанник Павловского училища, он, как мне казалось, смысл военной службы видел в выправке солдата и в его строевой подготовке. Про него острили, что его люди и в окопах должны были ходить с носка. Говорил он лаконически, наподобие подаваемых команд, причем в большой части терминологии, изобретенной им самим, разбирались только он сам и люди его роты.

Проснулись мы очень рано от галдежа людей. Оказалось, что ночью к нам перебежал аскер, и сейчас он служил предметом всеобщего внимания. Люди угомонились, лишь когда штабс-капитан Бакрадзе и я подошли к перебежчику.

Измерив турка строгим взглядом, Коте, как мы звали Бакрадзе, громко спросил его:

– Почему ты перебежал?!

К удивлению всех, турок почти на чистом русском языке ответил, что он это сделал по той причине, что его избили сначала чауш (унтер-офицер), а затем юз-баши (ротный командир) за утерянную им пачку патронов.[209]

– И отлично они сделали, что начистили тебе рожу. Знаешь, что солдат не смеет терять казенного имущества. А где научился по-русски? – еще строже задал Коте вопрос.

– В Ялте, три года там продавал груши, виноград, яблоки и другие фрукты.

– Так ты, прохвост, думаешь, что и сейчас будешь у нас груши околачивать? А сколько в твоей пачке было патронов?

– Пятнадцать, – робко ответил турок.

– Дорошенко, вечером вывести этого болвана из собачьего ящика и отправить в штаб полка при записке, чтобы его выдержали там под ружьем ровно пятнадцать часов, – приказал Коте своему фельдфебелю.

Целый день перебежчик провел среди людей 2-й роты. Его накормили, он быстро освоился и с увлечением рассказывал о счастливом житье до войны в нашем Крыму. И только иногда, вспоминая о наложенном на него взыскании, он вполголоса говорил людям.

– А сильно строг у вас юз-баши – такой, как и наш.

Конечно, никакого наказания при штабе полка турок не понес, но, наверное, в его памяти надолго остался сердитый юз-баши Кубинского полка.

Под прикрытием вечера, провожаемый свистом пуль, я покинул беспокойный собачий ящик и направился к знакомому уже мне левому боевому участку. Обойдя боевой участок полка, я вынес впечатление, что полк занимал не совсем выгодную позицию. Самым же уязвимым местом, как я уже отметил выше, был средний боевой участок. Однако, прорвав его, противник попадал в сеть ружейного и пулеметного огня, открываемого с множества высот, расположенных в глубине участка. Это обстоятельство нами учитывалось, и на высотах были выстроены окопы.

Вся позиция полка в плане представляла изогнутую линию, где наибольший изгиб (в нашу сторону) был на среднем участке. Артиллерии при полку в общем было достаточно.

Главные позиции противника против кубинцев тянулись вдоль линии высот Ах-Баба и фланговой горы, что находилась против бакинцев. Насколько я представлял местность, позиции противника, расположенные на плато и на кряже, что против нашего среднего боевого участка, были его передовой линией; они отделялись от главной позиции большой и глубокой (около одной версты) лощиной.

Окопы главной линии у Ах-Бабы шли в два яруса и отстояли одни от других на несколько сот шагов. Как передовая, так и главная линии противником спешно укреплялись.

Пробыв на левом боевом участке дня два, я вернулся обратно в штаб полка.

«Службе день – муштре час» – так, кажется, гласит военная поговорка. И муштре ежедневно мы отдавали должную дань. Каждый день в батальоне стоящего в резерве полка велись строевые занятия. Каждый хороший возница перед ездой и после нее должен был осмотреть повозку: подвинтить гайки, смазать оси колес, подтянуть подковы лошадям и прочее. Так и с полком. После маршей и боев он, кроме различного рода пополнений, нуждается также и в основательной подтяжке. Строевые занятия вместе со словесностью продолжались не больше двух-трех часов в день.

Стояли чистые солнечные дни, и уже с утра начинало основательно припекать, хотя ночи по-прежнему оставались прохладными.

С волнением и с радостью встречали мы вести с Западного фронта об успехах армий генерала Брусилова.[210] Восторги и крики «ура» доносились с наших окопов до противника, который иногда, недоумевая, открывал огонь.