Почувствовав большую усталость, сидя в окопе, я, как у нас было принято называть, вздремнул по-заячьи, но ненадолго. Я был разбужен унтер-офицером, предупредившим меня о начавшейся стрельбе на правом фланге. Очнувшись, я убедился в правдивости его слов. Слышна была сильная стрельба, по всей вероятности, на участке кабардинцев. Чем ближе к рассвету, тем стрельба постепенно увеличивалась, приближаясь к нам.
Стало светать, уже ясно начали выявляться контуры окружающей местности, так хорошо изученной нами в течение этих нескольких дней.
Когда я поднялся немного в гору, то обнаружил, что стрельба доносилась не только справа, но и слева с участка бакинцев. Я хотел было еще выше подняться, но в это время заработали мои пулеметы, а вслед за ними открыли огонь и дербентцы, и 2-й наш батальон.
Сбежав вниз, я увидел шагах в 100–150 от пулеметных окопов цепь противника. Часть ее была уничтожена, а другая поспешно скрылась в тумане. Затем опять наступила тишина, изредка прерываемая свистом пуль.
Я сам сел за пулемет, приготовившись к бою. От сильного напряжения зрения у меня начали болеть глаза, но противник почему-то не появлялся.
Вдруг позади нас я услышал шаги бегущего к нам человека. Оглянувшись, я узнал в нем своего коновода.
– Ваше благородие, – проговорил он быстро. – Дербентцы отступают, как прикажете с лошадьми?
– Что ты мне несешь чушь! – вскричал я и притом жестоко его выругал.
– Так точно, ваше благородие, дербентцы прошли мимо нас куда-то назад.
Я как ужаленный вскочил из-за пулемета, взбежал вверх по крутизне и к ужасу своему убедился в отсутствии дербентцев. Окопы были пусты, и около нас лишь лежало несколько трупов.
Я крикнул унтер-офицеру, чтобы он немедленно доложил бы командиру 2-го батальона обо всем произошедшем.
Через несколько томительных минут тот вернулся бегом, заявив, что батальона у окопов нет, а куда он ушел, не знает, так как по причине тумана ему ничего нельзя было видеть. Я понял, что все отошли, а меня забыли предупредить.
Гадать и терять времени не приходилось.
Сняв пулеметы с позиции, я приказал отходить назад, но в полном порядке, чтобы иметь возможность каждую минуту повернуться и открыть огонь.
Люди тронулись, но тут лично со мной произошел инцидент, который, конечно, к истории полка не относится, но читателю он будет небезынтересен, так как подобные психологические явления на войне не единичные и, по всей вероятности, имеют на то свои толкования.
Отойдя шагов на двести, я вспомнил, что, оставляя пулеметный окоп, я второпях забыл там свою бурку. Дав людям направление, куда им надо было следовать, я круто повернул назад и, к великому недоумению всех, пошел к оставленным окопам. Насколько я припоминаю, в тот момент я буквально не ощущал той опасности, которой я подвергался, приближаясь к намеченной цели, то есть к бурке. Я тогда понял свою опрометчивость, когда начал переживать чувство страха, когда я вместе с буркой стал возвращаться назад к своим. Я каждый момент мог бы быть убит или взят в плен. В подтверждение моих опасений, по мне был открыт огонь с оставленной дербентцами позиции, занятой уже противником. Ужасное состояние, когда чувствуешь, что стреляют именно по тебе, да еще с близкой дистанции. Пули щелкали вокруг и как бы старались обогнать меня. Перевалив через гору, я скрылся от взоров противника и тем, может быть, случайно или чудом, спасся от гибели.
Трудно мне заниматься самоанализом, но мне кажется, что в тот момент, когда я решил отправиться в окопы, во мне работало не чувство сознательной решимости, а какое-то своеобразное чувство, если можно так выразиться, чувство подсознания.
Цитируя не совсем удачный пример из своей жизни, я хотел отметить, что на войне, помимо силы воли, то есть сознательной храбрости, ведущей к героизму, существуют еще другие импульсы человеческой души, побуждающие иногда к храбрости, а иногда просто к какой-нибудь отчаянной выходке. Разговаривая часто с отличившимися в боях, я вынес впечатление, что одни очень точно и подробно описывали все свои ощущения, включительно до страха, другие же откровенно признавались, что тот момент они не помнят или же помнят его, как во сне.
Я нашел своих людей в версте от оставленных окопов. Еще дальше в тылу я увидел какую-то роту. Полагая, что это одна из рот 2-го батальона кубинцев, я направился к ней. На самом деле это были дербентцы, которые прикрывали батарею,[33]
застрявшую в грязи.Надо было видеть только мучение людей и лошадей, чтобы понять, каких трудов стоит войскам отход при бездорожье. Орудия, зарядные ящики вязли в глинистой грязи, а пересеченная местность еще больше увеличивала тяжесть передвижения.
Таким исключительным положением легко мог бы воспользоваться наступающий противник, но он по непонятной причине нас не преследовал.
Наконец, после отчаянных усилий батарею подняли на вершину ската, и она медленно поползла дальше в тыл. Я присоединился к отходившему прикрытию.