На Кавказском фронте Первой мировой. Воспоминания капитана 155-го пехотного Кубинского полка.1914–1917

Близился рассвет, когда я обходил чуть ли не в четвертый раз за ночь свои и от роты наблюдательные посты у Кубинского лагеря. У меня несколько раз еще с вечера возникала одна и та же мысль, что была за причина у командующего полком задержать у Кубинского лагеря кроме двух наших рот (15-я и 16-я) еще и меня с четырьмя пулеметами. Если этого рода распоряжение исходило от кого-нибудь свыше, то мне, конечно, трудно было рассуждать о его целесообразности. Если же оно являлось единоличным решением самого командующего полком, то оно едва ли имело под собой какое-либо основание. Что за смысл было держать две роты с четырьмя пулеметами где-то в лесу, когда весь полк был на позиции? Кроме того, где же было видано, чтобы, когда весь полк находится в действии, командир полка оставался где-то в стороне, сознательно принуждая себя к бездействию? Назвать эти две роты и мои пулеметы полковым резервом командующий полком никак не мог, так как полк (3,5 батальона) уже вышел из его подчинения. Наконец, отдавая батальон за батальоном в подчинение другим начальникам, полковник Попов должен был, хотя бы на должности подчиненного, быть там, где сосредоточены были три батальона его полка.

Утро начинало вступать в свои права. В небе догорали последние звезды. Воздух был чист и тих. Ни выстрела, ни крика. Но каждый знал, что через какой-нибудь час все заговорит страшным языком войны. Каждый чувствовал, что сегодня предстоит борьба не на жизнь, а на смерть и что в ней должна решиться участь Сарыкамыша. Или победить, или умереть – вот что было в сердцах солдат и казаков, готовых драться до последней пули, до последнего удара штыка и взмаха шашки.

Около 7 часов в восточной части Сарыкамыша в направлении Али-Софи послышался сначала редкий, а затем участившийся ружейный огонь. К восьми часам утра сила этого огня достигла своего полного напряжения, к которому еще присоединилась беглая стрельба артиллерии. К 9 часам разрывы неприятельских снарядов уже покрывали большую часть села и южные склоны Артиллерийской горы. Создавалось впечатление, что противник приблизился к самой окраине села. Это наступали части 10-го турецкого корпуса, задача которых была ворваться в село и действовать в тылу нашей линии, стоявшей против Турнагеля. Таким образом, уже с утра наше положение создавалось тяжелым, когда прорыв противника с востока мог угрожать участи всего фронта.

Смелыми и решительными действиями кабардинцев и двух рот кубанцев, оборонявших Сарыкамыш в этом направлении, угроза противника была остановлена. Занимая позицию впереди Елизаветпольских казарм, на линии кладбища и Артиллерийской горы, эти части, атакованные превосходными силами, начали шаг за шагом отступать к селу, но, не доходя шагов 500–600 до восточных корпусов казарм, бросились в контратаку. Завязался штыковой бой, после которого передовые цепи противника обратились в бегство, увлекая за собой весь их боевой порядок.

Наши части преследовали противника включительно до бригадного стрельбища, но развить контрнаступление не смогли, ввиду ограниченности своих сил. Понеся значительные потери еще под Верхним Сарыкамышем, кабардинцы в этот день численным составом не могли представлять полного полка. Однако они вместе с кубинцами сумели отбить и даже обратить в бегство в шесть раз превосходящего их врага.

В десятом часу противник открыл со всех высот Турнагеля по всем нашим позициям артиллерийский огонь. Преследуя цель подготовки атаки, его артиллерия обрушилась главным образом на нашу, намереваясь ее ослабить к моменту перехода в наступление своей пехоты. Отлично видя наши артиллерийские позиции, противник их в продолжение получаса держал под каким-то колпаком свинца и дыма. Два полевых орудия и Кубинского лагеря находились в полном смысле слова в кольце рвущихся шрапнелей и гранат.

После 10 часов из леса стали показываться густые цепи неприятельской пехоты. Вслед за первой линией следовала вторая, за ней третья. Главная масса их направлялась на участок Орлиное гнездо и железнодорожный мост. Весь боевой порядок противника отлично проектировался на белом фоне снега. Это был прекрасный сюжет для художника-баталиста, чтобы запечатлеть поистине величественную, но вместе с тем и грозную картину шествия тысяч людей, влекомых какой-то невидимой силой, на смерть. Над ними стали появляться один за другим дымки рвущихся наших снарядов. Многие и многие из них уже падали, но масса шла безостановочно, как на хорошем учении. Так наступать могли только отличные войска.

Но вот они все ближе и ближе, и вдруг понеслись вниз на наши окопы. Послышалась сильная ружейная трескотня, затарахтели сотни пулеметов, захлопали ручные гранаты, и все это при многочисленных криках «ура» и «алла».