На ходовом мостике

Я не ошибся в своих первых впечатлениях. Сам Дурнов, кроме блестящего знания электромеханического хозяйства, [236] являл во время походов образец стойкости и выносливости. Даже на якорных стоянках его не увидишь в каюте, а уж в море - и подавно. С ходового мостика всегда можно было заметить, как сосредоточенный и озабоченный чем-то Дурнов появляется в люке машинного отделения и тут же исчезает в тамбуре кочегарки. Через какое-то время неотложные дела ведут его в румпельное отделение. А то наведается в коридор линии гребных валов, чтобы проверить, не «температурят» ли опорные подшипники - на сторожевых кораблях за ними требовался особый присмотр. Он лично должен был убедиться в исправности всех машин и механизмов и при этом не забывал напомнить своим подчиненным, какие узлы требуют повышенного внимания. Вот почему я не помню ни одного случая, чтобы из-за неисправностей механизмов БЧ-5 была не готова к походу.

И даже такая, казалось бы, неприметная служба, как вестового в кают-компании, тоже была вкладом в общую работу экипажа. Вестовым служил у нас строевой краснофлотец из БЧ-2 полтавчанин Михаил Пидгора - исключительно старательный, заботливый и честнейший человек. В любую погоду, в любое время суток во время похода он всегда бодрствовал и внимательно следил, чтобы каждый командир был накормлен. В кают-компании его все любили и не упускали возможности выразить свою благодарность.

Думается, что этот повседневный, неброский героизм наших моряков брал свое начало в атмосфере лучших традиций русского флота. О скромных, неизмеримо стойких, честных и трудолюбивых моряках, всегда готовых пожертвовать жизнью ради священного долга защиты своей Родины, писали книги Станюкович и Новиков-Прибой. Однако невиданный еще в истории человечества накал и размах сражений периода Великой Отечественной войны породил и невиданный подъем морского духа. Нам было что защищать, могучая жажда мести в сердце матроса, по природе своей доброго и мирного, была вызвана звериной жестокостью врага, пытавшегося отнять у нас не только землю и ее богатства, но и человеческое достоинство. Огромна была заслуга наших политработников, умело направлявших чувства гнева и праведной мести. Я часто думал об этом в те дни, присматриваясь к работе старшего политрука Корасева. Александр Васильевич был моим первым комиссаром (а после ввода единоначалия-замполитом), [237] и потому я испытывал к нему особую признательность за поддержание боевого духа экипажа. Воистину, он был душой корабля, всегда находил верный тон в разговоре с людьми, умел поговорить и о самом заветном, и о том, чем жил весь народ, вся страна. В бою находился на самом трудном участке: то ли среди артиллеристов, то ли среди машинистов и кочегаров. Он мог быть, несмотря на молодость, и по-отечески строгим, и остроумно высмеять нерадивого, но за всем этим всегда чувствовалась доброжелательность и сердечность. Именно в таком комиссаре мы особо нуждались в тот период боевых походов, когда главной нашей работой была охранная служба транспортов. Плавали мы на малых ходах, сами на противника не нападали, лишь отражали его атаки с воздуха. В это время героически сражалась Малая земля, мелкосидящий, или, как его называли, «тюлькин флот», высаживал десанты, ходил под обстрелами через Цемесскую бухту, моряки из морской пехоты совершали подвиги, о которых становилось известно всей стране. Кое-кто из экипажа мог подумать: что с того, что мы благополучно проводили транспорт из Батуми в Геленджик? А скольких ты сам уничтожил фашистов или береговых батарей противника? То есть результаты наших походов не давали столь зримого представления о вкладе корабля в боевые действия эскадры, как это бывает при набеговых операциях или дальнем огневом налете. Но никто не просился на берег в морскую пехоту или на другой корабль, ведущий более активные действия. Я не сомневался: при первой же необходимости желающих найдется немало, но сейчас они хорошо усвоили важность работы на своем месте. И в этом была главная заслуга Корасева и партийно-комсомольского актива. Это давало мне как командиру возможность смело опираться на работу партийной и комсомольской организаций, зная, что все нужные мероприятия и нововведения будут поддержаны личным составом корабля.

В феврале нам неожиданно пришлось распрощаться с Корасевым, получившим назначение заместителя командира по политчасти на эсминец «Железняков», и, не скрою, мне было очень жаль с ним расставаться. Наши отношения сложились прекрасно, а каким будет новый замполит? Сумеет ли поддержать морально-политическое состояние экипажа на прежнем уровне? Скажу сразу, что сомнения мои оказались напрасными… [238]