На ходовом мостике

Совместными усилиями флагманских артиллеристов флота и штаба эскадры Августа Андреевича Руля и Алексея Ивановича Каткова, а также с помощью гидроотдела флота в главной базе было оборудовано одиннадцать номерных позиций, с достаточной точностью нанесенных на карты. Каждая из них обеспечивалась ориентирами наводки для ведения дневных и ночных стрельб, а также телефонной связью корабля с управляющим стрельбой и корректировочными постами. База располагала тремя корректировочными группами, хороша подготовленными, знающими условия местности, боевую обстановку в секторах, способных уверенно вести корректировку огня. Для огневого взаимодействия корабельной и береговой артиллерии штабами береговой обороны и эскадры было выработано специальное наставление. Все это ощутимо повысило эффективность артобстрела противника корабельной артиллерией. Вскоре мы в этом убедились на практике.

Еще не успели покинуть корабль последние подразделения маршевого пополнения, как в штурманской рубке, где был установлен телефон связи с флагартом флота, раздался звонок. Август Андреевич приглашал на связь командира БЧ-2 Навроцкого. Догадаться было нетрудно: предстоят стрельбы. Через несколько минут Навроцкий и Телятников уже производили расчеты на стрельбу по живой силе противника в районе селения Алсу, расположенном примерно в восемнадцати километрах к юго-востоку от Севастополя.

По сигналу боевой тревоги артиллерийские расчеты занимают места, и в считанные секунды снаряды летят на головы врага. Корпост сообщает: падение наших снарядов видно хорошо. Вносит небольшие корректуры и просит огня на поражение. У орудий сигнал управляющего огнем «на поражение» неизменно вызывает подъем. Сквозь дым видно, как сноровисто действуют расчеты.

- Стрельба идет успешно. У противника большие потери.

Это сообщение корпоста радует всех - и тех, кто стоит на ходовом мостике, и трюмных, а особенно артиллеристов. [135] Когда дали отбой, по трансляции раздается голос комиссара корабля. Он говорит о меткости наших артиллеристов, об уроне, нанесенном фашистам нашей стрельбой.

В течение суток еще дважды открываем огонь, стоя у Минной стенки. Затем под буксирами переходим к холодильнику и оттуда ведем стрельбу уже по селению Дуванкой, расположенному в семнадцати километрах к северо-западу от Севастополя. Объект для удара - мотомехчасти противника.

Вскоре после окончания нашей стрельбы фашисты предприняли огневой налет на Южную бухту. Временами резкий треск от разрывов снарядов слышался совсем близко от корабля. Видимо, враг приметил место стоянки «Харькова» по языкам яркооранжевого пламени из стволов орудий. Считалось, что мы вели стрельбу беспламенными зарядами, но качество пламегасителей оказалось невысоким, яркие проблески огня в темноте не только ослепляли всех на верхней палубе, но и демаскировали корабль.

Около 22 часов обхожу корабль, проверяю надежность стоянки, охрану и боеготовность. Из-за дверей кают-компании слышны оживленные голоса. Здесь все еще обсуждаются результаты стрельб, кое-кто пьет чай. Время позднее, но расходиться командирам не хочется, они всячески стараются продлить приятные минуты. Предлагаю все-таки разойтись и отдохнуть, через несколько часов ожидаются новые стрельбы. Сам также иду в каюту и, не раздеваясь, ложусь на койку. До слуха по-прежнему доносятся ухающие разрывы снарядов, обстрел бухты продолжается. Сколько времени я провел в каюте, не припомню, но вдруг сильный взрыв в носовой части корабля подбрасывает меня на койке, корпус лидера вздрагивает. Вскакиваю и пытаюсь включить свет. Света нет. Хватаю со стола фонарик и бегу в коридор. Здесь ничего не видно даже с фонарем из-за валящего из дверей кают-компании дыма. На корабле уже сыграна аварийная тревога. Навстречу бегут краснофлотцы носовой аварийной группы во главе с боцманом Штепиным.

- Что случилось?

- Снаряд попал в броневой щит носового 130-мм орудия. Есть повреждения осколками, но люди целы, - на ходу докладывает боцман, пока его команда проветривает кают-компанию. [136]