На хуторе

Но иная мысль пришла к Хурдину, и он сказал:

– Я-то еще что, а вот Герка с Володей и не видели сроду цыплят. Только в кино.

– Они бабку-то родную лишь в кино видали, – осуждающе сказала мать, – не токмо что цыплят.

Хурдин опустил глаза, вздохнул, и мать его пожалела:

– Да чего ж, раз жизнь такая пошла… – и перевела разговор на другое: – Я, сынок, ныне на работу хочу с обеда. Управляющий просил. А как же… не могу я отказать. Из его рук живем. А ты, сынок, мне окажи помочь. На картошке жуков поморить надо. Сумеешь?

– Конечно, – ответил Хурдин.

В ту пору, позванивая ведрами, к колонке подкатил мальчик на велосипеде, и мать крикнула ему:

– Сережа! Ты ныне сбирался жуков морить?!

– Поеду, – ответил мальчик.

– Дядю с собой возьми. Подкажешь ему! Хлорофос у нас есть! А ты ему подкажешь, он не могет!

– Ладно, – отозвался мальчик. – Заеду.

– Он заедет за тобой, – передала мать Хурдину, словно тот не рядом сидел. – Заедет и тебе помогет. Надо картошку спасать.

Мать ушла на работу, и скоро на улице послышалось велосипедное звяканье и дребезжанье. И голос мальчика позвал:

– Дядя, поехали!

Хурдин взял велосипед и вышел за двор. Мальчик ожидал его не один: в тележке, прицепленной к велосипеду, сидела девочка, обняв руками цинковое ведро.

– Помощница? – спросил Хурдин.

– Помогать Сеёже, помогать буду, – быстро и довольно понятно выговорила девочка.

– Орет. Не хочет одна, – объяснил мальчик.

– Помогать буду. Лена будет помогать.

Она удобно сидела на старой телогрейке, обняв руками ведро, и езды не боялась.

Проехали хутор и солонцовую пустошь, где телята паслись.

– Маенькие теята! – оборачиваясь к Хурдину, закричала девочка. – Маенькие гуята! – обрадованно возвестила она, когда проезжали плотину и пруд с птицей.

У садов, огороженных не столько плетнями, сколь завалами сухих веток, у перелаза спешились. На земле девочка оказалась совсем крошечной, в длинном бордовом платье.

– Ты сними с нее, а то жарко, – предложил Хурдин.

– Да, снимешь… – усмехнулся мальчик.

– Касивое платье… Касивое… – горделиво сказала девочка, поняв, о чем речь. – Мое…

– Очень красивое, – подтвердил Хурдин, пересаживая ее через ограду, в сад.

Эти сады лишь по старой памяти назывались садами. Вербы тут росли, тополя, огороды сажали, косили сено. Хурдин свой огород угадал. Картошка на нем стояла в колено. И на сочных листах ее, там и здесь, гнездились полосатые колорадские жуки, а уж личинок было и вовсе пропасть.

– Сейчас я с Ленкой… Пусть она поливает, – сказал мальчик.

– Поивать буду, – подтвердила сестренка, горделиво задрав нос. – Мой капуста… Мой люк!.. – и заспешила за братом.

В малую «копанку» возле берега мальчик налил воды, вручил сестре игрушечное ведерко и наказал:

– Гляди в речку не лезь. Там глубоко…

– Губо-око… – покашиваясь на воду, подтвердила девочка. – Поивать буду. Мой капуста. Мой люк.

– Да, поливай. Молодец.

Зачерпнув из «копанки», девочка заспешила к огороду, косолапенькая, в длинном, тяжелом платье.

Хурдин с мальчиком развели хлорофос и, помахивая вениками, принялись кропить картофельные кусты пахучей отравой. А девочка топотила по дорожке, от «копанки» к огороду, подавая о себе весть:

– Поиваю! Мой капуста!

– Молодец! Хорошо Лена поливает, – усердно хвалил ее мальчик. – Хозяйка!

– Хозяка! – звенел в ответ веселый голосок.

– Хозяйка, хозяйка!

Хурдину картофельные кусты были по колено. Он кропил их не спеша, курил, стараясь дымом перебить хлорофосовую вонь, порою останавливался, поглядывая вокруг. Огородные деляны лежали вправо и влево.

– Чья это? – спросил он, указывая на сорный, бурьяном поросший участок.

– Фалалеевых, – ответил мальчик и добавил осуждающе: – Будут жалиться: семена плохие, не уродилася.

– А помногу накапываете?

– Мы с мамкой в том году тридцать мешков нарыли.

– Хорошо.

От хлорофосового духа начинало подташнивать, и Хурдин, оставив ведро и веник, к берегу пошел, чтобы отдышаться.

Сады и огороды лежали по обе сторону речки. Пруженая и перепруженная, она, считай, не текла. Местами, где еще били со дна ледяные ключи, речка раздвигала камыши омутами с белыми лилиями и кувшинками.

Мальчик подошел незаметно и сел рядом.

Сестренка подле брата пристроилась, расправляя намокший подол.

– Уста-а. Потом снова буду поивать.

– Скупнуться… – сказал мальчик и, быстро сбросив легкую свою одежду, с разбегу кинулся в воду.

– Он па-авать умеет, – горделиво заявила сестренка. – Па-авает.

Мальчик плавал. В желтоватой воде вьюном вилось тростиночное тело.

Ухнул в воду Хурдин. Плеснула на берег волна, и камыши зашуршали. Даже сейчас, за полдень, студеной была вода, и Хурдин быстро полез на берег. За ним и мальчик.

И снова принялись они за свое дело. В горячем воздухе, перебивая пресный запах воды и полынкового сена, поплыл тяжкий хлорофосовый дух.

Вечером мать Хурдина хвалила:

– Молодец, сынок. Помочь мне оказал. А я выход заработала – може, мне зернеца поболе уделят.